– Ну, в найденном тут портмоне обнаружили права и кредитки Лумиса. И более шестидесяти долларов наличных. Мы проверили. Тридцать шесть лет, белый, страховой агент в Ноксвилле. Не женат, живет один, отсутствует на работе несколько дней.
Дверь коттеджа распахнулась, и вошла Джейкобсен. Как и Гарднер, она надела перчатки и бахилы, но даже в таком виде умудрялась выглядеть элегантно. Маску она надевать не стала, и когда подошла и встала рядом со старшим агентом, ее лицо было бледным.
– Значит, если только убийца не забронировал коттедж под собственным именем и предусмотрительно забыл тут свое удостоверение личности, можно предположить, что этот покойник либо Лумис, либо какой-то другой неизвестный мужчина, – сказал Том.
– Примерно так, – ответил Гарднер и замолчал при виде появившегося в дверях очередного агента.
– Сэр, вас там спрашивают.
– Сейчас вернусь, – бросил Гарднер Тому и вышел наружу.
Джейкобсен осталась в коттедже. Лицо ее было по-прежнему бледным, а руки она крепко сжимала на животе, словно стараясь удержать малейшие проявления слабости.
– Откуда вы знаете, что это мужчина? – поинтересовалась она. Глаза ее при этом машинально устремились на личинки, копошащиеся в области паха жертвы, но она быстро отвела взгляд в сторону. – Я не вижу ничего, что позволило бы сделать такой вывод.
Ее акцент был не таким ярко выраженным, как мне доводилось слышать, но все же достаточно явно свидетельствовал, что она местная уроженка. Я покосился на Тома, но тот сосредоточился на трупе. Или делал вид.
– Ну, помимо роста… – начал я.
– Не все женщины низкорослые.
– Безусловно, но таких высоких не много. Но даже у такой рослой женщины строение костей было бы тоньше, особенно черепа. Это…
– Я знаю, что такое череп.
Господи, да она сварливая.
– Я хотел сказать, что, как правило, это отличный индикатор пола жертвы, – договорил я.
Она упрямо вздернула подбородок, но больше ничего не сказала. Том выпрямился, закончив изучение разверстого рта трупа.
– Дэвид, взгляни-ка на это.
Он отодвинулся, уступая мне место. Большая часть мягких тканей на лице уже исчезла. В глазных и носовой впадинах кишели личинки. Зубы были почти все на виду, и обычно желтовато-белый дентин имел явно выраженный красноватый оттенок.
– Розовые зубы, – прокомментировал я.
– Доводилось видеть такое прежде? – спросил Том.
– Пару раз.
Но не часто. И не в такой ситуации.
Джейкобсен внимательно слушала.
– Розовые зубы?
– Такое случается, когда гемоглобин вынужденно поступает в дентин, – пояснил я. – И придает зубам под эмалью розоватый оттенок. Такое иногда можно увидеть у утопленников, пробывших некоторое время в воде, поскольку голова обычно уходит вниз.
– Почему-то мне кажется, что в данном случае мы имеем дело не с утопленником, – заметил вернувшийся в коттедж Гарднер.
С ним пришел еще один человек. Новоприбывший тоже облачился в бахилы и перчатки, но почему-то я понял, что он не очередной полицейский или агент БРТ. Лет сорока пяти, не то чтобы пухлый, но лощеный и упитанный. В слаксах и легкой замшевой куртке, голубой рубашке. Щетина на круглых щеках заметная, но не настолько длинная, чтобы называться бородой.
Но обманчиво небрежный вид был слишком уж продуман, словно мужчина копировал стиль с изысканных моделей в журнале мод. Одежда хорошо пошитая и дорогая, рубашка расстегнута на одну пуговицу ниже, чем надо. А якобы небрежная щетина и прическа чуть более аккуратные, чем следовало бы, и это выдавало тщательный уход.
Вошедший излучал самоуверенность. Его улыбка ничуть не изменилась, пока он рассматривал привязанный к столу труп.
Гарднер снял маску. Возможно, из уважения к новоприбывшему, не потрудившемуся ее надеть.
– Профессор Ирвинг, если не ошибаюсь, вам не доводилось еще встречаться с Томом Либерманом?
Мужчина улыбнулся Тому.
– Нет, боюсь, наши пути ранее не пересекались. Надеюсь, вы меня простите, что не протягиваю руки. – Он театральным жестом поднял руки в перчатках.
– Профессор Ирвинг – профайлер, работавший с БРТ в ходе ряда расследований, – объяснил Гарднер. – Нам нужен психологический портрет убийцы в этом деле.
Ирвинг скромно ухмыльнулся.
– Вообще-то я предпочитаю называться бихевиори-стом. Но не стану пререкаться из-за этого.
Ты только что это сделал. Я мысленно велел себе не срывать на нем свое настроение.
Том был сама вежливость, но в его улыбке мне почудился некоторый холодок.
– Приятно познакомиться, профессор Ирвинг. Это мой друг и коллега доктор Хантер, – добавил он, исправляя оплошность Гарднера.