Мы молчали, пока я сыпал себе растворимый кофе и лил в кружку воду.
- Ты не злишься? – нерешительный вопрос.
Закончив с приготовлением, поворачиваюсь. Наблюдаю за его неловким положением и чувствую себя немного отомщённым за сегодняшний стресс.
Медлю, с кружкой в руке садясь за стол.
- Немного, – отвечаю после затяжной паузы.
Мельком отмечаю: эта кухня действительно уютная – будто бы в тон общей атмосфере города. Здесь приятно проводить время, будь то семейный обед или ужин в одиночестве.
Никита смотрит виновато, становясь похожим на побитую собаку, но одновременно не теряет странного обаяния и этой… гордости, что ли.
В недолгом молчании допиваем содержимое чашек. Рядом на столе лежит нераспечатанный пакет слоёного печенья и вскрытое абрикосовое варенье – тоже нетронутое. Соня, хозяюшка, блин.
- Хочешь, выйдем на балкон, перекурим? – предлагаю, поднимаясь.
Насчёт подросткового курения я предрассудков не имею. Каждый решает сам для себя.
- Не курю, – отвечает твёрдо.
Вау, даже так.
- Как хочешь.
Лично я очень не против выйти на перекур. Плюс сегодня с утра, кроме пары бутербродов, во рту и крошки не было. А китайской стряпнёй, подозреваю, сыт не будешь.
Мальчишка немного помялся:
- Тогда я пойду.
Он явно не знает, как вести себя в такой ситуации.
- Вперёд, – не возражаю.
Малец снова не знает, что сказать, поэтому поднимается со стула и идёт в коридор. Я следом.
Никита недолго клацает выключатели, а находя тот, который даёт свет в коридоре, закидывает на плечи рюкзак. Присаживается, пытаясь обуть гриндерсы.
Видимо, пытается убраться отсюда как можно быстрее.
Со смешком подхожу, придерживая рюкзак за верхнюю ручку – он сильно тянет в бок, если наклониться.
- Так и думал, что там кирпичи, – заключаю, когда Никита поднимается.
- Книжки, – поправляет, дожидаясь пока я открою дверь.
Едва замок поворачивается, мальчишка вежливо прощается и уходит.
Так заканчивается наша первая встреча.
Минутой позже захожу в спальню. Сидя на большой кровати, дочь пытается читать сказку с картинками и старательно не обращает на меня внимания.
- Радость моя, ты постоянно выбираешь себе странных друзей, – присаживаюсь рядом, сгребая своё дитя в медвежьи объятия. Не получив ответа, кладу подбородок на её макушку. – Ребёнок, ты со мной не разговариваешь?
- Немножко, – буркает.
- Я волновался сильнее тебя, поэтому без претензий.
Закрывая книжку, она тяжко вздыхает.
- Пойдём, покормим уточек в парке, – великодушно предлагает.
Кажется, Её Величество больше не дуется. Иногда я совсем её не понимаю: по-моему, единственный, кто должен злиться, – это я.
========== Глава 4: Странности ==========
Следующая встреча с мальчишкой произошла не по моей инициативе. Он сам заявился к нам с Сонькой домой в пятницу, часам к шести вечера, с завязанным целлофановым пакетом апельсинов под мышкой. От его былой растерянности – ни следа, одна спокойная вежливая улыбка.
Я тогда получил ответ работодателей и размышлял, как очаровать молоденькую домохозяйку из соседней квартиры, чтобы она согласилась забирать Соню из школы. Мои рабочие часы складывались отвратно: отводить её я мог, а забирать – увы.
Поглядев в глазок и открыв дверь, флегматично позвал дочь:
- Ребёнок, к тебе пришли.
Дитё отбывало последние сроки заключения и с радостью выбежало встречать гостя. А ещё «Не хочу дружить, не хочу дружить».
- Я вообще-то к вам обоим, – он с непонятным лукавством глянул на меня и тут же поспешно отвёл взгляд якобы для того, чтобы отдать Соньке пакет.
Выходные у меня, как назло, суббота-воскресенье, лучше бы дали будние дни.
Первая неделя неоплачиваемая – это стандартно. А вот следующие – уже за деньги.
Разуваясь, Никита предоставил время подумать, чего бы съедобного предложить неожиданному гостю. Ситуация решилась после дочкиного предложения:
- Хочешь попробовать рисовые колобки? У нас остались. Папа не очень хорошо готовит, но они съедобные, – для уверенности искренне добавила: – Правда-правда.
Спасибо, обласкала.
Будущая жертва моих кулинарных способностей согласилась, и мы втроём отправились на кухню.
Думаю, это помещение можно с уверенностью назвать комнатой для посиделок. Еда рядом, телевизор – тоже, ноут при необходимости можно поставить на стол – а что ещё нужно?
Сонька, едва мы зашли, хотела монополизировать пульт, но под моим иронично-вопросительным взглядом сдулась и полезла в холодильник за обещанной едой. Кроме того, достала всевозможные соусы, пасты и прочую ерунду, в которой я не разбираюсь и, откровенно говоря, мало отличаю друг от друга.
Пока дети жевали, я помыл и нарезал апельсины – нечего фруктам пропадать, хотя, думаю, с рисом оно сочетается так себе.
Управляясь с ножом, до локтей закатал рукава тонкого свитера и краем глаза проследил, как Сонька сбегала за альбомом для рисования.
Вернувшись, она открыла один из своих шедевров, и они на пару с Никитой начали дебаты о силе искусства. Дочь вдохновенно расписывала важность тех корявых палок возле кривого домика, почему-то наименованных «забором», а Никита утверждал, мол, деревья нужны больше. Где он разглядел деревья, я в упор не видел – разве что возле домика обильно прорастали то ли ядовитые грибы времён Чернобыля, то ли продолговатые радужные ёршики для туалета.
Решив не вмешиваться, отставил стул немного назад и включил телевизор – наказание Сони не значит мой отказ от благ цивилизации. Будто назло, ничего интересного не показывали: одни душещипательные дамские сериальчики, новости и программы типа «В мире животных». Отчаявшись найти что-то съедобное, нашёл музыкальный канал.
Минут через двадцать мне надоело рассматривать в основном голые задницы, помноженные на сверкающие улыбки, и взгляд опустился на детей. Они рисовали.
Упираясь локтём в стол и положив щёку на ладонь, я прикинул разницу возрастов: около семи-девяти. Обычно это целая пропасть – да что там, в подростковом и детском возрасте год – уже «малолетка», «шпендель», «коротышка», а Никита с Соней мгновенно поладили. Не сомневаюсь, они и на переменах болтают.
Если сравнивать меня с мальчишкой – та же ерунда. Это для Соньки я «родитель» – у родителей обычно возраста нет, а мальцу наверняка кажусь стариком. Ему до моих лет – жить и жить.
Неожиданно Никита, словно почуяв мой взгляд, перехватил его и тут же снова отвёл глаза, принимаясь за малевание.
Меня дети не втягивали, но и не гнали, поэтому, вполуха слушая и их щебетание, и музыку из ящика, я рисковал задремать. И задремал-таки: в неудобной позе, в неудобном положении – почти заснул.
Около половины десятого почувствовал осторожное касание к плечу. Потянул носом запах ароматного горячего кофе и открыл веки. Надо мной склонился чему-то улыбающийся мальчишка, он же придержал за руку, когда я от неожиданности чуть не сверзился набок.
- Спасибо, – зевнул, потирая поясницу: мышцы здорово затекли. Сонно посмотрел по сторонам: – А где Соня?
- Спать пошла, – вежливая улыбка. Она скоро начнёт меня бесить. – Не хотела, но я сказал, что разбужу тебя, и ты отправишь её сам.
- Мм-м, ты нашёл к ней подход, – подавил желание потянуться.
Никита по-птичьи склонил голову, что-то оценивая, и, придя к какому-то результату, обернулся посмотреть время на настенных часах.
- Я, наверное, пойду. Засиделся.
- Да не, не парься. Если твои не хватятся, можем ещё посидеть.
Гостей я никогда не стеснялся и не выгонял, лишь бы Соньке не мешали.
Мальчишка колебался секунд десять, но занял стул напротив. Тогда на глаза попалась предназначенная явно мне чашка кофе.
- Твоя работа? – спросил, прежде чем сделать глоток.
Последнее, между прочим, зря. Кофе оказался жгуче-горячим и немного ожёг язык. Про себя выругавшись, я чуть не подавился и насилу удержал чёртову жижу во рту. Тут же её проглотил и, словно ошпаренный, влил в себя по меньшей мере литр холодной воды из графина. Закашлялся.