Следивший за моими метаниями Никита, с досадой приподнял правый уголок губ: эта кривая усмешка шла ему гораздо больше вежливой гримасы «на каждый день». Хотя, может, я делаю поспешные выводы.
- Самоуправство для второго визита, – весело прокашливаюсь.
Он ни капли не смущается:
- Прости. Не думал, что он получится таким горячим.
- Ничего страшного. Кстати, ты до сих пор не куришь? – с любопытством кладу кисти рук на стол.
- Нет. Три дня прошло, – скептически фыркает, уплетая оставшиеся апельсиновые дольки.
- Жаль, – в театральной скорби поджимаю губы.
Он смеётся, чисто мальчишеским жестом откидывая назад волосы с глаз, и на какую-то секунду, пока они опять не улеглись, я замечаю небольшую родинку возле правого глаза – ближе к веку, чем к уху. Это смотрится почти трогательно и по-детски мило. А Никита, похоже, старательно прячет её за занавесью волос.
- Нет, всё-таки пошли на балкон, – решаю, поднимаясь. Он хочет возразить, но я перебиваю: – Ты не куришь, слышал. Но постоять-то можешь. Хочешь, марлю дам – противогазов, к сожалению, не держим.
Прыскает от смеха, однако соглашается. Мы заходим на лоджию, где я пару раз чиркаю зажигалкой и подношу огонёк к заранее вытащенной сигарете.
Не то, чтобы у меня зависимость – обычный способ расслабиться.
Открываю два соседних окна – слева пристраивается Никита. На улице довольно темно, но я вижу, как он морщится от запаха никотина. Неужели так противно?
- Предки точно не хватятся? – интересуюсь между затяжками.
- Нет, – с любопытством осматривается. – Я обычно гуляю допоздна.
- Понятно.
- А тебе не пора? Я, кажется, навязываюсь…
- Забей, – перебиваю.
Внизу во дворе дети возраста постарше Сонькиного играют в салки. Темень их не смущает совершенно, а громкие звонкие голоса, готов поспорить, слышно чёрт знает где.
Вспоминаю, о чём хотел спросить сразу:
- В каком ты классе?
- Выпускник, – Никита тоже разглядывал ребятню.
Освещение в лоджии я не включал – хватало света, падающего из соседней комнаты и улицы. Где-то недалеко надрывно загудела сигнализация.
- А кем мечтаешь стать? – честно говоря, это не слишком меня интересовало, но не хотелось прерывать разговор.
Мальчишка ненадолго задумался и, поставив локти на подоконник, ответил:
- Гонщиком – типа того.
Едва не давлюсь дымом: на гонщика малец не похож совершенно – вот ни на грамм. В итоге выдаю:
- Какая-то приземлённая у тебя мечта.
- Мне не нужны мечты, мне нужны цели, – заявляет и резко переводит взгляд с асфальта внизу на моё лицо. Будто цепляется за него, что-то прощупывает, и у меня не получается отвести взгляд. В темноте его глаза кажутся почти чёрными, точно вырезанными из чистейшего обсидиана. – Я мог бы сказать, что в детстве хотел стать музыкантом, продавцом или адвокатом, но это глупо. Я знаю, чего хочу.
Качаю головой, словно потешаюсь, но на самом деле пытаюсь разорвать эту дьявольскую магию взглядов. Не получается: я даже забываю сделать затяжку, и сигарета вяло тлеет в пальцах.
- А что родители?
Сам легко разрывает контакт. Надеюсь, он не услышал моего тихого облегчённого выдоха.
- Они не понимают, чего я добиваюсь, хотят сдать в мед. Говорят, за этим будущее, а гонки – слишком рискованно. К тому же, в своё время папа хотел поступать, но не прошёл.
Пытаюсь казаться невозмутимым, однако судорожно раздумываю: что это, чёрт возьми, только что было. Тем не менее, продолжаю неторопливый разговор:
- Хах, мои меня так не напрягали.
Они терпеть не могли тех, кто пытается реализовать себя в детях.
Но насчёт этого я умолчу.
Дальше – тишина. Если за неё можно посчитать посторонние звуки снаружи.
Докуривая сигарету, спрашиваю:
- Ты, кстати, зачем-то пришёл или просто так?
Кивает, скорее самому себе:
- Хотел кое-что сказать.
- О как, – без энтузиазма отзываюсь.
Может, он эмоциональный вампир, или как их там называют?
- Да, – снова внимательный взгляд. – Но, думаю, в следующий раз. Я всё-таки пойду.
- Топай, дверь прикроешь, – пожимаю плечами.
- Как скажешь, – на секунду замирает и тут же выходит, скрываясь в дверях.
Странный. Никак не могу понять, что он за человек… Но сейчас о чём-то разглагольствовать бесполезно.
Спать охота.
Порыв ветра остервенело колышет деревья и гонит невидимой плёткой белых пушистых небесных овец. Они почти не различимы из-за отсутствия солнца, но умудряются закрывать звёзды и бледные отзвуки серебристо-золотой луны.
Выходной, ага…
Не мудрствуя лукаво, достаю из кармана следующую на очереди сигарету.
========== Глава 5: За живое ==========
Я не хотел заводить животное. Совсем. Зато хотела Соня. А когда Соня чего-то хочет, к ней из любимых сказок прилетает добрая фея и ради Сонькиного же блага превращает её из принцессы в чертёнка. На некоторое время.
В итоге фея с чистой совестью дезертирует обратно на книжные страницы, а я остаюсь разгребать неприятности.
Ребёнок очень хотел попугайчика. Или собачку. Или кошечку. Или рыбок. Или морскую свинку… Короче, ей очень хотелось, чтобы в доме жил кто-то третий.
Не знаю, что стукнуло дитю в голову, но выходные я провёл очень весело. А вечером воскресенья перед сном дочь объявила голодуху. Можно сказать, басту тотального масштаба: или дома будет живность, или Соня перестанет меня кормить. Дочитывая ей «Холодное сердце», я проникся и пообещал, что в знак уважения к протесту обязательно пропущу пару завтраков и обедов.
Она не поверила и обиделась.
В понедельник выяснилось наличие ещё одной проблемы.
- Я не хочу, чтобы она меня забирала, – категорически заявило дитё, пока я, присев на одно колено, застёгивал пуговицы на её терракотовой рубашке.
- А что ты предлагаешь? – спокойно спросил, приканчивая последнюю пуговицу. Оставался галстук. – Одну не пущу, – заранее предупредил, едва Соня открыла рот.
Она тут же его закрыла и насупилась.
- Никита может. Вы же теперь знакомы, – наконец выдала, приподнимая подбородок, чтобы дать мне возможность прилично завязать хитроумный узел.
- Никита, радость моя, тоже школьник, – напомнил. – У него своих забот хватает.
- Всё равно, – заупрямилась дочь. – Тут идти пять минут, а ему от нас – четыре. Он недалеко живёт. Пожалуйста, пап.
Наши глаза находились на одном уровне – смотря в дочкины, не проникнуться невозможно.
Заканчивая с галстуком, ответил:
- Я подумаю, если Никита точно не против. Но эту неделю ты ходишь домой со Светой. Ясно, дитё? – она сначала просияла, однако затем наморщила нос. Со вздохом я поцеловал дочь в лоб и поднялся. – Не серди меня на этот счёт. Ты знаешь, злиться я умею.
Мы встретились взглядами, и она понятливо кивнула. Иногда чувство меры в ней всё-таки просыпалось вместе с ощущением самосохранения. До рукоприкладства у нас дело никогда не доходило, но Соня имела представление, что это такое и с чем его едят.
Я отвёл её в школу и уехал на работу. Мой первый день прошёл неплохо, но был немного омрачён волнением за Соню. Зная дочь, я отдал ключи Свете, чтобы та вручила их ребёнку у дверей подъезда. На случай же, если Света окажется не очень честной женщиной, в доме, на моё мнение, воровать нечего – девяносто процентов денег на кредитке, а сходить за дочкой я упрашивал её при свидетелях.
И всё-таки… да, в таких делах я довольно доверчивый. А разве есть другой выход?
Ах да, мне удалось пристроить байк: цену запросили сносную, взамен избавив меня от множества волнений за свою драгоценную тарантайку. Честный взаимообмен.
Проще говоря, понедельник прошёл относительно хорошо, чего не скажешь об остальной части недели: проклятие доброй феи не спало, оставив Соню порождением преисподней.
Идею завести живность она не оставила и, пока меня не было, настырно бегала в парк, таская оттуда всё, что можно: ручных голубей, кошек, собак, ёжиков. Никита забежал в среду, а после начал заходить каждый день, хохоча насчёт бесплатного цирка.