Выбрать главу

Хью Б. Кейв

Шептуны

Хью Б. Кейв (Hugh В. Cave) родился в 1910 году в Честере, Англия. Когда ему было пять лет, его семья эмигрировала в Америку. Свой первый рассказ «Остров Божьего суда» (Island Ordeal) он опубликовал в одном из журналов в 1929 году.

С тех пор у Кейва вышли сотни рассказов в таких журналах, как «Таинственные истории» (Weird Tales), «Странные истории» (Strange Tales), «Истории о привидениях» (Ghost Stories), «Черная книга детектива» (Black Book Detective), «Захватывающие тайны» (Thrilling Mysteries), «Ужасные истории» (Horror Stories), «Страшные скажи» (Terror Tales), «Сатэрдей ивиинг post» (The Saturday Evening Post), «Шепоты» (Whispers) и «Фантастические рассказы» (Fantasy Tales).

В 1977 году Карл Эдвард Вагнер в своем издательстве «Каркоса» (Carcosa) опубликовал ряд лучших рассказов Кейва в антологии «Марджанстрамм и другие» (Murgunstrumm and Others), получившей Всемирную премию фэнтези (World Fantasy Award).

Издательство «Стармон Хаус» (Starmont House) выпустило сборник «Трупных дел мастер» (The Corpse Maker) под редакцией Шелдона Джефри (Sheldon Jaffery), а также биографию Кейва, написанную Одри Парент «Одиссея мастера сенсаций: История Хью Б. Кейва» (Pulp Men's Odyssey: The Hugh В. Cave Story by Audrey Parente). В 1991 году писатель был удостоен награды от американской организации «Писатели в жанре хоррор» (The Horror Writers of America).

Рассказ «Шептуны» — переработанная версия рассказа, который Кейв впервые опубликовал в 1942 году в сборнике «Захватывающие мистические истории» (Spicy Mystery Stories) под шутливым псевдонимом «Джастин Кейс» (Justin Case).[1]

Это был очень старый и заброшенный дом. Чтобы подобраться к нему, нам пришлось перелезть через сломанные ворота, на которых висела табличка «Продается», а потом продираться через густую и высокую, чуть ли не в человеческий рост, траву.

— Милый, — воскликнула Анна, — это то, что надо! Давай его купим!

Я посмотрел на нее в изумлении. Мы уже неделю как поженились, но до сих пор при каждом ее слове и движении мне хотелось заключить ее в объятия. Анна настаивала:

— Можно ведь привести дом в порядок и ездить сюда хотя бы на выходные.

А я подумал, что вполне мог бы жить здесь постоянно, поскольку я — как писатель — мог жить вообще где угодно.

Через час мы уже были в деревне и отыскали Джедни Прентисса, агента, чье имя и телефон значились на табличке о продаже.

Цену, по моему мнению, он назвал вполне разумную.

— Да и дом до сих пор в отличном состоянии, даром что шесть лет пустовал, — подчеркнул агент. И мы отправились в Харкнесс, чтобы оформить сделку.

Позже мы растопили в нашем новом доме большой камин и сожгли дорожные карты. Потом выбрали комнату, которая будет служить нам спальней, и отправились на работу, решив до вечера хоть что-то сделать. Анна приобрела в Харкнессе кое-что из мебели и постельное белье. В магазине ей пообещали доставить все сегодня же.

Обживать дом было занятно. Чтобы не запачкать платье, Анна разделась, и вот она бегает туда-сюда в одном белье то с тряпкой, то со шваброй и ведром воды. Я любовался ею и думал, как же мне повезло.

А в шесть появилась, так сказать, компания. Анна как раз вышла во двор вылить грязную воду. Я, стоя на коленях, разбирал хлам в спальне. И вдруг со двора у меня за спиной донесся незнакомый голос:

— Вы собираетесь тут жить, мистер?

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. На пороге стояла тощая, заморенная девочка лет двенадцати. Мне сразу же стало ее жалко, и я поднялся на ноги, стараясь двигаться медленно, чтобы не напугать ребенка.

— А ты кто? Соседка? — приветливо спросил я.

— Я раньше тут жила. Меня зовут Сюзи Каллистер.

Джедни Прентисс упоминал их семью. Каллистеры были из местных и когда-то арендовали этот дом. Потом Джим Каллистер умер, а его жена и дочка съехали.

— Вы что, спятили — селиться в таком месте, — заявила девочка. — Мамка моя говорит, тут нечисть водится.

— Неужели?

— Она с меня шкуру спустит, если узнает, что я сюда ходила!

— А ты часто здесь бываешь? — спросил я.

— Угу. Папка тут помер. Я по нему скучаю, вот и прихожу с ним поговорить.

— Как ты сказала?

— Ну… может, я и не говорю с ним так, как с вами, — туманно ответила девочка, — но я ему все рассказываю, и он слушает. Я спускаюсь в подвал, сажусь там на ящик и рассказываю папке, как мамка меня сюда не пускает. Иной раз бывает, папка что и ответит шепотом. Он там, в подвале, и помер. Сердце у него прихватило.

— Питер! — позвала со двора Анна. — Я приготовила кофе и бутерброды. Уже шесть, я умираю от голода.

— Ой! — всполошилась Сюзи. — Чего, уже так поздно? Мамка меня прибьет! — Она метнулась к выходу, как вспугнутый кролик, потом замерла и тихо, умоляюще сказала: — Можно, я буду приходить иногда, с папкой поговорить? Вы меня пустите? Ну пожалуйста!

Мне по-прежнему было жалко девочку, да к тому же показалось, что у нее есть какая-то тайна, и поэтому я ответил:

— Приходи сколько хочешь.

Она кивнула и умчалась, хлопнув дверью. Когда я вышел в прихожую, там в полумраке стояла Анна, и выражение лица у нее было странное.

— Что это за девочка, Питер?

Я объяснил, и, как мне показалось, она вздохнула с облегчением. Мы накрыли ужин на кухне. Анна была непривычно притихшей.

Наверное, просто устала. Я обошел вокруг стола и обнял ее за плечи:

— Ты перетрудилась.

Она прильнула ко мне, слегка расслабилась и заулыбалась. И все же она вся дрожала. Внезапно Анна спросила:

— Питер, ты не мог бы сразу после ужина осмотреть подвал? Я туда спускалась, когда убирала, и мне показалось, что там крысы. В углу, где старый верстак, и под ним что-то шуршало. Странный такой звук был.

— Я их оттуда выгоню, — с легким сердцем пообещал я. Но Анне было страшно — я чувствовал это по тому, как она прижималась ко мне.

Однако спуститься в подвал сразу же после ужина мне не удалось: доставили наши покупки — мебель и все прочее, — так что мы провозились с расстановкой до ночи, и заняться крысами я собрался, только когда уже совсем стемнело.

Взяв старинную керосиновую лампу, я медленно, осторожно спустился по стертым крутым ступенькам в подвал, поставил лампу на верстак и огляделся.

Подвал был просторный, стены и пол — голые, каменные. Может, на полу когда-то и были настелены доски, но их давно содрали. Я живо представил себе, как бедняжка Сюзи сидит здесь в холоде и темноте, изливая свои горести покойному отцу. Надо будет что-то придумать насчет Сюзи и как-то разобраться с чертовыми крысами, чье шебаршение девчушка принимает за папин голос. Куда это годится?!

Неужели в доме все-таки водятся крысы? Я сел на перевернутый ящик и прислушался. И постепенно тоже различил не то шорох, не то шепот. Кажется, он исходил именно из того угла подвала, где пол был земляной.

Я поднялся и крадучись пошел на звук. Крысы? Что-то непохоже. Звуки действительно больше напоминали шепот, причем зовущий. Я готов был поклясться, что этот голос пытается мне что-то сказать.

вернуться

1

По-английски этот псевдоним звучит как «на всякий случай».