И вот теперь, как и следовало ожидать (Каролина знала, что так и будет, поэтому заранее открыла фортепиано и достала ноты), гостям захотелось музыки. Настал черед Свитинга показать себя во всей красе, к чему он с радостью и приступил. Свитинг взял на себя непростую задачу уговорить юных леди развлечь компанию дивной мелодией – точнее, песней. Он принялся с нежностью убеждать, умолять, отметать отказы, сводить на нет мнимые трудности и, наконец, преуспел: мисс Гарриет позволила отвести себя к инструменту. Свитинг извлек из кармана разобранную флейту, которую вечно носил с собой завернутой в носовой платок, и скрутил. Тем временем Мэлоун и Донн перешептывались и посмеивались, однако малютка Свитинг и бровью не повел, лишь покосился на них через плечо. Он был убежден, что их сарказм проистекает исключительно из зависти. В отличие от него они не умели ухаживать за леди, и он уже предвкушал свое торжество.
И торжество началось. Мэлоун, опечаленный превосходной игрой Свитинга, тоже захотел отличиться хоть чем-нибудь и внезапно решил изобразить влюбленного пастушка (в предыдущие раз или два, когда это пришло ему в голову, его усилия, как ни странно, вовсе не оценили по достоинству), направился к дивану, уселся рядом с мисс Хелстоун и принялся развлекать ее беседой, сопровождая свои слова совершенно неописуемыми ухмылками и ужимками. Пытаясь произвести впечатление, Мэлоун разжился двумя длинными подушками и одной квадратной; покрутив их в руках неизвестно зачем, он умудрился воздвигнуть барьер между собой и объектом своего внимания. Воспользовавшись первым же удобным предлогом, Каролина прошла в противоположный конец комнаты, устроилась около миссис Сайкс и спросила у сей уважаемой леди совета, как вязать новый модный узор. Та с удовольствием принялась объяснять, и Питер Огаст остался ни с чем.
Сидя в одиночестве на огромном диване с тремя подушками в руках, он помрачнел как туча. Дело в том, что Мэлоун серьезно настроился на близкое знакомство с мисс Хелстоун, поскольку наряду со всеми прочими считал, что у ее дядюшки водятся деньги, а раз детей у него нет, то, вероятно, со временем капитал перейдет к его племяннице. Жерар Мур на сей счет не заблуждался: он видел симпатичную церковку, обязанную своим появлением фанатизму и щедрости приходского священника, и не раз проклинал в глубине души расточительную блажь старика, из-за которой ему пришлось поступиться своими надеждами.
Кое-кому из присутствующих вечер казался очень долгим. Каролина откладывала вязанье, закрывала глаза, опускала голову и погружалась в дрему – так убаюкивало ее бессмысленное гудение, в которое сливались нестройные аккорды фортепиано, визгливые и одышливые звуки флейты, радостный смех дядюшки, Ханны и Мэри, непонятно чему радующихся, ведь беседа не была ни забавной, ни веселой, и, наконец, льющаяся нескончаемым потоком прямо ей в ухо болтовня миссис Сайкс, касавшаяся четырех тем: собственного здоровья и самочувствия многочисленных членов ее семьи, «миссионерской» и «еврейской корзинки» и их содержимого, предыдущего собрания Библейского общества в Наннели и собрания на следующей неделе, уже в Уиннбери.
Утомившись до предела, Каролина дождалась, пока мистер Свитинг подойдет к миссис Сайкс поговорить, и тихонько выскользнула из комнаты, чтобы побыть в одиночестве. Она отправилась в столовую. Камин почти догорел, со стола давно убрали, стулья расставили по местам. Присев в дядюшкино кресло, Каролина смежила веки и дала себе отдых – по крайней мере, своему телу, чувствам, слуху, зрению, утомленным скучной болтовней и пустыми людьми. Мысленно она перенеслась в лощину. Каролина представила себя на пороге гостиной в беленом домике, потом метнулась в контору, гадая, какое из этих мест освящено присутствием Роберта. Но Роберта не было ни там, ни там: он находится в миле от обоих мест и гораздо ближе к Каролине, чем могут предположить ее блуждающие где-то далеко мысли. Он как раз идет по церковному двору, приближаясь к дому, – конечно, вовсе не для того, чтобы увидеть свою кузину: ему нужно кое-что сообщить приходскому священнику.
Да, Каролина, ты снова слышишь звон дверного колокольчика, в пятый раз за сегодняшний день. Вздрагиваешь и теперь точно знаешь, что это именно тот, о ком ты грезила. Откуда же такая уверенность? Причин для нее нет, ты просто знаешь, и все. Ты подаешься вперед, внимательно прислушиваясь к тому, как Фанни отворяет дверь. Действительно он! Тот самый голос – низкий, с легким акцентом, но такой дорогой сердцу! Ты привстала. «Фанни скажет ему, что мистер Хелстоун занимается гостями, и тогда Роберт уйдет». О нет! Нельзя дать ему уйти просто так! Наперекор себе и доводам рассудка Каролина крадется к дверям, готовая выбежать, если заслышит, что шаги его удаляются, однако он проходит в дом. «Раз уж хозяин занят, проводи меня в гостиную. Принеси перо и чернила. Я напишу ему записку».