– Короче говоря, он наделал долгов.
– Именно так, мистер Холмс. Его мать просто в отчаянии. Понимаете ли, высокое положение ее покойного мужа, бывшего командующего Пятым корпусом шотландских королевских стрелков, его безупречная военная и политическая карьера – все это накладывает обязательства. Ситуация в высшей степени щекотливая, оттого меня и призвали в замок.
Граф Альберто Веницилос, родом из Греции, утверждает, что несколько месяцев тому назад Чарли приобрел у него жеребца по кличке Алмаз Сарацинов – в долг, разумеется, под расписку. В Ньюмаркете жеребец пришел в последней десятке, а затем упал и сломал шею на ипподроме «Эйнтри», но граф тем не менее требует денег.
– И сколько же стоила эта лошадь?
– Сейчас трудно сказать, доктор Ватсон, – ответил Тимпсон с циничной усмешкой, – однако граф предъявил мне несколько платежных векселей, подписанных Чарли, на сумму пятьдесят тысяч гиней. Сам Чарли утверждает, что жеребца не покупал, а подписи на векселях фальшивые. Грек, естественно, пригрозил подать в суд. Необходимо как можно скорее достичь компромисса, иначе огласки не избежать. По просьбе леди Макгрегор, я обратился за советом к знаменитому барристеру сэру Хамфри Ардену – королевскому адвокату, и он, взвесив все факты, порекомендовал мне найти деньги и выплатить долг, не доводя дела до суда.
Видите ли, при иных обстоятельствах сэр Хамфри такого бы не посоветовал, ведь его связывала близкая дружба с покойным мужем леди Макгрегор, которого он высоко ценил и уважал как героя Тель-эль-Кебира и Османси. Однако он также знаком с личным врачом леди Макгрегор и наверняка в курсе ее хрупкого здоровья, которое не позволит ей перенести открытый суд и последующую громкую огласку дела. В общем, согласно моим инструкциям, она дала согласие выплатить графу пятьдесят тысяч гиней.
– А лорд Донерли обыкновенно любящий и заботливый сын?
– Конечно!
– Думаю, что люди, советами которых он руководствовался, использовали его в своих корыстных интересах. Может быть, они члены одной преступной группы.
– Кстати, говорят, что граф Альберто Веницилос на днях вернулся в Лондон.
– Для того, наверное, чтобы дальше шантажировать и запугивать молодого лорда, – заметил я.
– Само собой. Он занимает апартаменты в гостинице «Англетер» в Патрасе близ Олимпии, а также в Монте-Карло. Будучи поклонником спорта королей, сюда он приезжает, чтобы посетить «Гандикап Понсонби» в Ньюмаркете.
– В таком случае мы должны торопиться. Я немедленно отправлю телеграмму в Министерство иностранных дел. Сейчас в отеле «Карлтон» проживает греческая делегация – возможно, они помогут нам найти графа Веницилоса. А между тем мне необходимо посетить дом сэра Уолтера Уоллингтона в Хэмпстеде, мистер Тимпсон.
Поручив миссис Хадсон отправить несколько срочных телеграмм, мы с Холмсом прыгнули в кеб и помчались, под яростный звон колокольчика, по Бейкер-стрит. Без малого десять мы прибыли в Хэмпстед. Небо хмурилось, предвещая дождь, пока наш возница тащился в гору к дому Уоллингтона. Тимпсон отпер дверь своим ключом, и мы вошли в пустые пыльные комнаты, где зеркала были затянуты траурными занавесями.
Мы сразу направились в кабинет сэра Уолтера.
Холмс подошел к окну и раздвинул шторы, чтобы разбавить густой полумрак дневным светом. В кабинете все осталось так, как было при жизни хозяина. На столе находились трубки и прочие личные вещи, на полках теснились сувениры, привезенные из бесчисленных экспедиций и с раскопок, с фотографий смотрел Уоллингтон в Египте, Уоллингтон в Новой Шотландии и Уоллингтон на реке Замбези.
Над мраморным камином, на двух больших медных крюках, вбитых в стену, помещалась лопата, а ниже была надпись: «Эту лопату я первым вонзил в могилу Атары. Уоллингтон».
– Крепкий инструмент, – заметил Холмс, с интересом разглядывая лопату, – хотя немного помятый. Боюсь, что для садовых работ уже не годится.
А я подошел к окну и закурил сигарету. Мой взгляд привлекла постройка среди деревьев в дальнем конце сада, которую я поначалу принял за голубятню.
– Это склеп, – сказал Тимпсон. – Уоллингтон сам его соорудил – для себя и своей жены Кэтрин. Она тоже умерла, увы, и теперь они лежат там вдвоем.
Треугольную крышу склепа венчала статуя египетской царицы Нефертити.
– Примечательно, – сказал Холмс, подходя к окну. – Но меня пока больше интересует дом. Что за стеной, мистер Тимпсон?
– А здесь, так сказать, поминальная зала, – объяснил Тимпсон, когда мы переместились в следующую комнату. – Многие собрались тут выпить последний бокал шампанского за Уолли.