— Это всего лишь предположение, не имеющее отношения к дедукции, — заметил Холмс. — По всей видимости, где бы эта местность ни находилась, мы смотрим на нее с верхушки одной из тех дальних мачт.
— У меня сложилось похожее впечатление, — согласился Челленджер.
— Боюсь, вынужден буду вас покинуть, — произнес Холмс, вставая. — Меня ждут неотложные дела. Позднее мы непременно должны продолжить наши исследования.
— Ха! Убеждать в этом Джорджа Эдуарда Челленджера совершенно излишне.
Не успел Холмс удалиться, как профессор Челленджер вновь склонился над кристаллом, сосредоточенно разглядывая хрустальное яйцо.
Кэб быстро домчал Холмса до Скотланд-Ярда — здесь детектив встретился с полицейскими и поделился с ними своими соображениями относительно двух сложных и запутанных криминальных дел. Вернувшись к себе, он занялся заметками, стараясь не думать о кристалле. Обед прошел в дружеской беседе с доктором Уотсоном; Холмс, однако, не сказал другу ни слова о хрустальном яйце.
На следующее утро Уотсон отбыл с визитами к пациентам. Холмс вновь посетил Скотланд-Ярд, где его совета ждали два инспектора полиции. Днем, возвратившись домой, он застал в гостиной Челленджера — тот, вне себя от волнения, мерял шагами комнату.
— Ваша домоправительница согласилась меня впустить. Я уверил ее в огромной научной важности вопроса, — произнес Челленджер вместо приветствия. — Необычайная женщина, эта домоправительница. Мне кажется, она одарена глубокими чувствами — великими чувствами, насколько могу судить. О да, бывает блеск чувства, подобный блеску ума.
— Безусловно, — тихо ответил Холмс.
— Итак, новости о кристалле, — заторопился Челленджер. — Холмс, вы были правы. Мне удалось подтвердить ваше предположение. Вполне очевидно, что виды, представшие перед нашими глазами, были внеземными. Мало того — я сумел в точности установить, какую именно планету мы наблюдали.
— Удивительно, дорогой Челленджер! — воскликнул Холмс.
— Погодите, это вскоре покажется вам элементарным, друг мой. Идея изучить кристалл в абсолютной темноте оказалась крайне плодотворной. Я взял черную бархатную ткань наподобие тех, что используют фотографы; затем я накрыл ею хрусталь, почти полностью отрезав доступ для света. Видно стало гораздо отчетливее, чем нынче утром. Там, в кристалле, наступила ночь, на небе показались звезды — и мне открылась удивительная, нет, потрясающая истина!
— В чем же она состояла? — спросил Холмс.
Челленджер гордо выпятил грудь и выдержал драматическую паузу.
— Как вы помните, в небе над крышей и мачтами показались звезды. Я различил Ursa Major, Большую Медведицу. О чем это свидетельствует?
— О том, что иной мир, безусловно, располагается в достаточной близости к нашему. Ведь созвездия одни и те же.
— Созвездия одинаковы, но что мы видим, какую планету? Я терялся в догадках — и тут планета раскрыла мне свою тайну. Над горизонтом взошли две луны — не одна, заметьте, но две. Очень маленькие луны, с неправильными, зазубренными очертаниями, причем одна из них двигалась так быстро, что ее движение было заметно глазу. Луны поднялись еще выше и исчезли из поля зрения, — Челленджер взмахнул кулаком, будто показывая траекторию лун. — Вы понимаете, что это означает?
— Полагаю, что да, — задумчиво отвечал Холмс. — Так как видна была Большая Медведица, расположение созвездий соответствовало нашей солнечной системе. Далее, две луны… Единственной близкой к нам планетой, у которой имеется две луны, является Марс.
— Вы снова угадали, Холмс. Мы с вами наблюдали пейзажи Марса! — вскричал профессор.
— «Та истина, что обжигает, точно солнце», — продекламировал Холмс. — Простите, Челленджер, мне вновь вспомнился Ките — на сей раз «Оттон Великий»[4]
Челленджер грузно опустился на стул и надул бородатые щеки.
— Поверьте, в свое время я не только читал, но и ценил поэзию; но позднее научные труды стали отнимать значительную часть моего времени. Из романтиков я предпочитал Шелли: как-никак, он испытывал известное тяготение к научной тематике. Как видите, даже в литературных пристрастиях я придерживался исключительно исследовательской направленности.
— Я же предпочел в свое время универсальные знания в ущерб чистой науке, — сказал Холмс. — Тем не менее, вы правы, Шелли отличался самым широким научным кругозором среди романтиков.
4
«Оттон Великий» (1819) — трагедия в стихах, написанная Китсом в соавторстве с его другом Чарльзом Брауном.