— У вас очень хорошо, — проговорил Фрэнк, — уютно. Можно мне сесть… за mesa?
— Кофе вам со сливками? — поинтересовалась мама. — Сахара сколько?
Сама она пила исключительно черный и без сахара. Порой казалось, она лишь на кофе и живет. Суп и лапша покупались в основном для меня.
Фрэнк читал передовицу старой газеты. Все молчали, и я заговорил первым.
— Что с вашей ногой?
Рана на виске меня тоже интересовала, но я решил не торопиться с вопросами.
— Генри, не стану врать, — начал Фрэнк.
«Откуда он знает, как меня зовут?» — с удивлением подумал я.
— Адель, мне кофе сладкий, — сказал Фрэнк маме. — И, пожалуйста, со сливками.
Мама стояла к нам спиной и насыпала кофе. Фрэнк обращался вроде бы ко мне, но смотрел на маму, и я впервые понял, какой ее видят мужчины.
«Твоя мама — вылитая Джинджер». Мне так сказала одна девочка — Рейчел.
Она имела в виду героиню сериала «Остров Гиллигана», который показывали по «Никелодеону». Дело было в пятом классе: мама в кои веки появилась в школе посмотреть спектакль по «Рипу ван Винклю», в котором я играл Рипа. Рейчел как маму увидела, так сразу и заявила, что она и есть исполнительница роли Джинджер, а в нашем городке прячется от фанатов и голливудской нервотрепки.
Меня тогда так и подмывало соврать, что Рейчел права. Появилась бы причина, почему мама никуда не выбирается. Любое, самое нелепое объяснение казалось лучше правды.
Она мама, более того — моя мама, в старой юбке и доисторических лосинах, но я вдруг понял, почему ее считают симпатичной. Даже очень. Прочие матери, которые в три часа забирают детей из школы и привозят забытые тетради с домашкой, давно потеряли форму. Наверное, много рожали. Именно так получилось с Марджори. Хотя, как любит повторять мама, «та женщина» моложе ее.
Мама сохранила фигуру. Я знал это, ведь однажды она по моей просьбе примерила старые танцевальные костюмы, и все были впору. Теперь мама танцевала лишь на кухне, но ножки танцовщицы никуда не делились. На них сейчас и пялился Фрэнк.
— Генри, не стану врать, — снова начал он.
Фрэнк говорил медленно, не сводя с мамы глаз.
Мама наполняла кофеварку водой. Возможно, она чувствовала его взгляд, поэтому не спешила.
Целую минуту казалось, что Фрэнк не у нас на кухне, а далеко-далеко. Он словно смотрел фильм, который показывали на дверце холодильника, хотя там на магнитах висела фотография моего африканского братишки Арака и несколько старых календарей. Взгляд Фрэнка скорее блуждал в открытом космосе, чем по комнате, где я листал новый сборник комиксов, а мама варила кофе.
— Я поранил ногу, — продолжил Фрэнк, — и голову тоже, когда прыгнул со второго этажа. Сбежал из больницы, где мне вырезали аппендицит. Та больница тюремная, вот я и сбежал.
В объяснения люди пускаются, во-первых, когда ответ на вопрос вызывает затруднения и характеризует их не лучшим образом. Например, спрашиваешь о работе. Человек признается, что работает в «Макдоналдсе», но прежде долго рассказывает, что на самом деле он актер или подает документы в медицинскую школу. Во-вторых, когда хотят себя приукрасить. Человек представляется менеджером отдела продаж, а на деле отвечает на телефонные звонки или уговаривает подписаться на газету.
Наш гость оказался совсем не таким.
— Я сидел в Стинчфилде, федеральной тюрьме, — сказал он без обиняков.
Фрэнк поднял рубашку и показал третью рану, о которой мы и не подозревали. Рана осталась на память об удаленном аппендиксе. Судя по ее виду, оперировали совсем недавно.
Мама повернулась к Фрэнку. В одной руке она держала кофейник, в другой кружку. Аккуратно, тоненькой струйкой, налила кофе, поставила на стол сухое молоко и сахар.
— Сливок у нас нет, — проговорила она.
— Ничего страшного, — ответил Фрэнк.
— Так вы сбежали? Вас ищет полиция?
Я был испуган и возбужден одновременно, потому как чувствовал, что в нашей жизни вот-вот что-то случится. Жуткое или прекрасное, не знал, но не сомневался — грядут перемены.
— Да я бы дальше ушел, если б не чертова нога, — продолжал Фрэнк. — Бежать не мог. Кто-то увидел меня и стукнул федералам. Они приближались, я нырнул в магазин и столкнулся с вами. Получается, на стоянке федералы меня потеряли.
Фрэнк насыпал в кофе три полные ложки сахара.
— Очень прошу, позвольте у вас пересидеть! — взмолился он. — Прямо сейчас в Стинчфилд возвращаться не хочется. Приземлился я не слишком удачно и кое-что повредил.
В одном мама с Фрэнком были полностью солидарны: встречаться с внешним миром очень и очень непросто.