СМЕРТЬ (поет). «Позор!.. Тоска!.. О, жалкий жребий мой!»5
С «Онегина» все началось, им же и закончилось.
ЧАЙКОВСКИЙ. Мне было уже все равно. Ко всем прочим слухам обо мне теперь лишь добавился еще один, будто я сумасшедший. Зато я снова стал свободен, я смог творить. Навсегда поставив крест на семейном счастье, я полностью посвятил себя музыке. Музыка стала всем моим существом.
СМЕРТЬ. И все-таки, объясни мне еще разок… «Исправить ошибку Онегина» – это все, конечно, прекрасно, но зачем было жениться, если ты ее не любил?
ЧАЙКОВСКИЙ. Я надеялся на силу привычки, которая так и не пришла. Я мечтал сравняться с массой. Мечтал стать как все: зажить простой, обыкновенной жизнью. Как моя сестра с мужем! Пусть никому на свете не дано больше жить в таком единении душ, как у них, и пусть я не любил Антонину Ивановну, но я считал, что ее любви ко мне вполне хватит для счастливой семейной жизни. Я думал, что она окружит наше семейное гнездо любовью, заботой, станет душой семьи. Я и не предполагал, что она окажется такой…
СМЕРТЬ (перебивая).Какой?! Она была обычной, Петя! Обычной – как ты и хотел. И все, что она обещала тебе до брака, она выполняла. Она всегда была всем довольна, ни о чем не сожалела, не жаловалась. Она была с тобой ласкова. Она делала все возможное, чтобы тебе угодить, понравится. Пресмыкалась перед тобой. Она ни разу не оспаривала ни одного твоего решения. После свадьбы, как ты и хотел, она обустроила вашу уютную квартирку, взяла на себя все хозяйственные хлопоты. Ей было 28 лет, и уж поверь мне, из любовных романов и от замужних подруг она знала, чем должны заниматься люди в первую брачную ночь. Но она ни слова тебе не сказала, когда ты каждый раз перед тем, как лечь с ней в постель, напивался коньяка или валерианы до потери сознания.
ЧАЙКОВСКИЙ. Мне была противна сама мысль о том, чтобы иметь детей с этой женщиной! Да, я напивался… Напивался, чтобы, не дай бог, не поддаться какому-нибудь настойчивому порыву с ее стороны… Помню, в один из дней, чтобы узнать каковы в ней материнские инстинкты, я спросил ее, любит ли она детей. Она сказала: «Да, если они умные». Каков ответ? Ты сначала воспитай в них ум: пробуди интерес к учебе, тягу к познанию! «…если они умные…» А когда мы гостили летом в деревне у ее матери, я выяснил, что в их семье мать всегда враждовала с отцом, и после его смерти не стыдилась всячески его поносить. А еще ее мать открыто признавалась, что ненавидит некоторых своих детей. Это просто непостижимо! Мать, которая ненавидит своих же детей. Какая там должна была быть наследственность?.. И пусть! Пусть у моей жены доброе сердце. Пусть я кругом виноват перед этой женщиной, что не умел оценить ее. Пусть это правда, что она искренно любила меня, но жить с ней я не мог. Не мог!
СМЕРТЬ. Да почему не мог?!
ЧАЙКОВСКИЙ. Да потому что она не была такой, как мама!! (плачет)
Пауза.
СМЕРТЬ. Мама… А ведь это мама впервые подвела тебя к роялю. Тебе было всего три года. Она научила тебя играть, научила нотам. Свою первую пьесу ты написал для нее: «Наша мама в Петербурге». Ты написал ее, когда она ненадолго уехала в столицу, чтобы подыскать вам гувернантку-француженку: мадмуазель Фанни́. И да, в вашей семье все действительно говорили по-немецки и французски, но не из-за гувернантки. Мама в совершенстве владела этими языками и с детства учила вас – ведь, ее дед был французом, всю жизнь проработавшим в Саксонии. Когда тебя отдали в училище, она, оставив в Алапаевске всю семью и даже только что родившихся трехмесячных близнецов, переехала с тобой в Петербург. Мама знала, какой ты трогательный и ранимый мальчик, и боялась, что ты будешь духовно одинок. Она поселилась поблизости от училища у своей сестры в Косом переулке, а ты учился на Фонтанке. Из южного крыла училища как раз была видна ее квартира – помнишь, как ты часами простаивал у окна, в надежде увидеть ее? Мама часто махала тебе ручкой в окошко. Ты всегда с нетерпением ждал выходных – она водила тебя на концерты, в оперу. Сидя с ней рядом, ты впервые услышал Глинку: «Жизнь за царя». Но потом ей пришлось уехать. Помнишь сцену вашего расставания? Тебя не могли оторвать от матери. Ты ничего не видел и не слышал – стоял, захлебываясь слезами. Ни ее уговоры, ни ласка не могли тебя успокоить. Ты вцепился в ее широкую юбку и чуть не порвал. Помнишь, как ты истошно крича, полный отчаяния, бросился бежать за ее тарантасом, стараясь ухватиться рукой за подножку, за крылья, лишь бы остановить его? Этот экипаж увозил все самое дорогое, что было у тебя в жизни. Ты остался совершенно один, и мама чувствовала, как тебе плохо. Она попросила своих друзей – Вакаров – забирать тебя по воскресеньям к себе домой.