Он косо посмотрел на бутылку, однако быстро отвел взгляд и продолжил, при этом его голос заметно изменился, будто торговец скинул все маски и принял настоящий облик:
— Последнее, что я пообещал Ализе — уберечь сына и прожить достойную жизнь в будущем, не застревая в прошлом. Томас мертв, а забыть её я так и не смог. Что ж я за человек такой? Ни одно обещание любимой жены так и не выполнил, — он снова сделал перерыв в несколько минут и продолжил. — Раньше я как-то тушил боль пьянками и девками, но с появлением Эйрика все изменилось. Он копия Тома, пришедшая из моих страшных снов. Посланная мне в наказание за мои грехи. Глядя на него, я вспоминаю те времена. Они придавали смысл моей никчемный и пустой жизни. Но я все потерял.
— Ты же понимаешь, что ты не мог ничего сделать? Чума не лечиться.
— Мог. Я мог отвести их к лучшим лекарям, мог увезти на запад, — уже чуть ли не кричал Эзоп. — Мог…
— Это бы не помогло, ты знаешь и сам. У тебя было слишком мало времени.
— А я просто пил и молился, — не слыша друга, продолжал сетовать вдовец. — Пил и молился.
Он обхватил голову руками и зажал волосы между пальцев. С каждой секундой напряжение в суставах становилось все сильнее. Складывалось ощущение, что совсем скоро приличная часть волосяного покрова торговца так и останется в его кулаках. Воцарилась тишина, резкая и неожиданная. В этот момент, казалось, что она была громче самых громких барабанов и острее самых острых пик.
— Все же немного выпить тебе придётся, — разбавил обстановку Чад. — Иначе я с тобой дальше не поеду — боюсь. Пырнешь ещё ножом с пылу.
— У вас все хорошо? — раздался детский голос.
— Все отлично. Не лезь не в свое дело, малой. — грубо ответил Чад.
— Эзоп, ты что плачешь?
— И без тебя разберёмся, шкет, — злобно фыркнул фиазец.
Эйрик подошел и сел рядом с Эзопом.
— У тебя что-то случилось? — спросил он, глядя прямо торговцу в глаза.
— Все хорошо, просто немного перепил. — ответил тот, используя соответствующую интонацию.
При этих словах он взял бутылку и сделал несколько глотков. После чего потрепал мальчишку по голове.
— Хороший ты парень, Эйрик, ик. Хороший! — последнее слово он неестественно протянул.
— Так, все — спать! — поднимаясь на ноги, скомандовал Чад.
После безупречной актерской игры Эзопа, совместными усилиями его все таки удалось поднять на ноги. Взяв пьяного под руки, друзья довели его до спального места и уложили на мягкое одеяло.
— Спасибо вам, ребята! — не выходя из роли, пробубнил пьяный. — Спасибо! — последнее слово он сказал особенно чётко, многозначительно глядя на друга.
— Пожалуйста, пьяница… Так, а ты чего не спишь? — вдруг вспомнил про малого Чад. — А ну быстро… — он отвесил Эйрику лёгкий подзатыльник и тот смеясь побежал к себе.
Все разошлись спать. Чад погрузился в сон моментально, как и всегда, но Эзоп спать и не думал. Он еще долго смотрел в звездное небо. Звезды в этих широтах создавали невероятные пейзажи. Правда думал он совсем не о них. В его голове вертелись мысли такой важности, из-за которых он уже забыл про море и Фиаз, а вся его жизнь будто потеряла какой-либо смысл. Вдруг торговца осенило, он вскочил, и побежал к тележке. Найдя факел, он тут же поджег его и начал рыться в своих вещах. Хлама у него было действительно много. В повозке лежало около десятка книг, Эзоп открывал одну за одной, судорожно перелистывал страницы, но никак не мог найти нужную. Его одолевало волнение и чувство предвкушения. Он все время бормотал под нос бессвязные слова, пытаясь вспомнить предложение полностью, но у него это никак не получалось. “Каждому воздасться и каждый получит по заслугам… Разве так там было?”. Вдруг его рука нащупала, что-то очень массивное и тяжелое. Эзоп радостно вскрикнул. “Ну, конечно”. Это была его самая большая книжка. Он нетерпеливо открыл ее, перелистывал страницу за страницей в поисках нужного фрагмента и безустанно бормоча себе под нос. Вдруг он замер. “Нашел”. Он жадно вчитывался в каждое слово, каждую букву, казалось он был готов съесть их глазами. Это продолжалось около пяти минут. После чего пыл начал спадать. Мужчина с силой протер глаза, потушил факел и развалился прямо на тележке, укутавшись в льняную накидку.