Очевидно, Зонарас был в курсе. Но, даже зная что-то, вполне можно не думать об этом. Или, может быть, адмирал прекрасно понимал, что не сможет cпустить на воду ни одного корабля теперь, когда снасти и бочки превратились в пепел, — но не хотел, чтобы о том прознали остальные в Совете. В любом случае, он назвал меня проклятым лгуном, круглым идиотом и уймой других нехороших слов — правдивых, что уж там, но едва ли имеющих отношение к насущному делу. Генерал Приск прямо спросил его: сможешь послать флот в Пермию или нет? И Зонарас сделал единственное, что мог в данных обстоятельствах: вскочил, бросил на меня сердитый взгляд, скрежетнул зубами и вышел из комнаты не сказав ни слова.
На том заседание закончилось. Оно и к лучшему, думаю, — я и так нажил себе целую телегу неприятностей. Если бы члены Совета не разбрелись в замешательстве кто куда, я мог бы поднять еще несколько вопросов касательно погрома в Классисе — что, вполне возможно, стоило бы мне головы.
И вот я оказался в Городе, в безвыходном положении. Собственно говоря, поскольку мои дела тут закончились, следовало вернуться в штаб и плотно засесть за бумаги. Но я почему-то чувствовал, что это не самая блестящая идея. Немыслимо, чтобы генерал, адмирал, камергер или один из начальников дивизий и многочисленных штабов устроил убийство служащего офицера Империи, когда тот ехал бы домой один по пустынным дорогам через вересковые пустоши. Но даже в такой упорядоченной империи, как наша, есть бандиты, уволенные солдаты, беглые рабы, недовольные крестьяне, религиозные фанатики и просто психи, готовые перерезать вам горло за гвозди в подошвах. Порой должностные лица, за которыми значился статус неудобных или несговорчивых, попадались на их пути. Так что я решил выждать день-другой, а после влиться в торговый караван или группу паломников. Провидение лучше не искушать без повода — и, как говорил один мудрец, судьба как монашка — не стоит ее искушать.
3
Конечно, в Городе тоже нет недостатка в ворах, сумасшедших и несчастных случаях, но здесь легче предпринять шаги по уменьшению рисков. Например, если хочешь уйти от гнева управы — обратись к тем людям, кому управа обычно платит за устроение вендетты.
Я избирателен в выборе друзей, поэтому стараюсь держаться подальше от убийц, грабителей, взломщиков и вымогателей. Ничего не имею против мошенников, но они умнее меня и всегда готовы к работе, поэтому обычно я схожусь с фальсификаторами, копиистами, фальшивомонетчиками — голубая кровь.
Поэтому я отправился на Старый Цветочный рынок. Если вы никогда не были в Городе, обратите внимание: вопреки названию, цветами на рынке том не торгуют. Как и почти вся городская номенклатура, это название отражает дела давно минувших дней, а вовсе не то, что там происходит сейчас. Чтобы избежать сомнений, цветы — единственное, что на рынке не купишь. Жизнь или смерть — запросто, никаких проблем. Простой букет роз — нет, извините. Старый Цветочный рынок построен на руинах целого района, провалившегося под землю полтора века назад, — оказалось, что построили его прямо над подземной рекой, протекающей через середину холма, на котором стоит Холмовая улица, и в конечном итоге выходящей в залив.
Я зашел в «Собачий дуэт», сел в самый дальний от очага угол и попросил пиалу чая и тарелку медовых кексов. В «Собачьем дуэте» никто никогда не заказывает чай.
Примерно через минуту она вышла ко мне и села напротив.
— У тебя крепкие нервы.
— Уже знаешь о том, что было утром на Совете? Впечатлен.
— Понятия не имею, о чем ты. — Она раздула ноздри: недобрый знак. — Люди какие-то заходили сюда, искали тебя.
Ее зовут Айхма, и я знал ее отца много лет назад, когда тот был капитаном Зеленых. Мы с ним служили вместе, пока он не бросил тянуть лямку и не пошел в гладиаторы. Как и я, на избранном поприще он преуспел, пройдя путь от пушечного мяса до верховоды Тем за каких-то шесть лет. Я скучаю по нему. Когда Айхме было четырнадцать, я сказал ей, что на смертном одре ее папа взял с меня обещание позаботиться о ней. Конечно, это была ложь; на деле он сказал что-то вроде «держись подальше от моей дочери, или я оторву тебе голову». Да и никакого смертного одра не было — он истек кровью на песке под одобрительный гвалт и ор семидесяти тысяч стадионных зевак. Странно, наверное, так умирать.
— Если это не чины, волноваться незачем, — сказал я.
Айхма пожала плечами.
— Два северянина и млеколицый. Я им честно сказала, что тебя не видела.