В ту пору Кочетов — это был один из парадоксов реальной, не укладывающейся в никакие схемы жизни — чуть было не погорел на безусловно прогрессивном деле. «Литературка» напечатала статью «Писатели и читатели», в которой Валентин Овечкин критиковал министров — главным образом министра рыбной промышленности Ишкова — с неслыханной, совершенно тогда недопустимой резкостью. Так — наотмашь — выдавать столь высокопоставленным особам наша пресса стала, пожалуй, лишь на третьем или четвертом году горбачевской перестройки. Статья Овечкина была написана по следам двух убийственных по приведенным фактам вопиющей бесхозяйственности, хищнического использования природных ресурсов, преступной технической и экологической политики выступлений «Нового мира» — А. Безыменского и И. Вайнберга «Дорогу техническому прогрессу!» и Н. Дубова «Как губят море» (кстати, эта статья была предложена автором сначала «Литературке», но отвергнута Кочетовым и Шамотой под предлогом, что очень велика). Но выступления «Нового мира» оказались гласом вопиющего в пустыне, руководители раскритикованных ведомств — Министерства станкостроительной и инструментальной промышленности и Министерства рыбной промышленности — просто пропустили их мимо ушей. И тогда Овечкин написал о том, что никакая высокая должность не может ограждать от критики, что молчание в ответ на такие выступления свидетельствует о порочных методах ведения дела.
Разразился большой скандал, взбешенные министры пожаловались в ЦК. Через несколько дней в срочном порядке статья Овечкина рассматривалась Президиумом ЦК Министры были уверены, что на заседании Президиума, где они «свои», их «поймут» и «щелкоперам» всыплют по первое число. И не стали даже готовиться, не смогли опровергнуть факты, приводившиеся в «новомирских» статьях, явно «поплыли». Конфликт кончился вничью: «указали» и тем, и другим — и газете, и министрам.
На летучке Кочетов поставил нас в известность, что выступление «Литературки» на Президиуме не осудили, но указали на то, что статья Овечкина написана в недопустимом тоне, и просили учесть — тут Кочетов позволил себе шутливый тон,— что министры тоже живые люди и к ним следует относиться хотя бы с тем же уважением, какого мы требуем к себе. Газете потом пришлось напечатать длиннющий — больше чем на полполосы — ответ Ишкова, целый месяц готовившийся аппаратом министерства. Ответ маловразумительный. Дезавуировать статью Овечкина не удалось.
Кочетову тогда крупно повезло, происшествие это окончилось для него благополучно, а могли и с работы снять, и грядущие историки литературы терялись бы в догадках, ломали голову, как могло случиться, что воинствующего сталиниста сняли за смелое антисталинистское выступление газеты. Разумеется, и статьи «Нового мира», и статья Овечкина не вызывали у Кочетова ни малейших симпатий, пафос их был ему глубоко чужд, но так сложились обстоятельства, что отказать Овечкину, только что согласившемуся войти в редколлегию, зарезать первую же предложенную им статью он не мог. Это привело бы к немедленному выходу Овечкина из редколлегии. В те дни Кочетов еще не мог себе этого позволить...
Общую картину времени грядущие историки воссоздают, определяя основные общественные силы, устанавливая главные направления развития, а между тем некоторые немаловажные события нельзя понять, не зная личных взаимоотношений действующих лиц.
Вот еще одна, на первый взгляд очень странная история, из-за которой у Кочетова тоже были неприятности, да еще гораздо большие, чем из-за статьи Овечкина. С грозной критикой «Литературной газеты» выступили тогда все большого калибра официозные органы печати — я бы сказал, как по команде, если бы не знал точно, что это действительно было сделано по прямой команде сверху.
Мы напечатали академическую по своему характеру и стилю статью Якова Строчкова «Неиссякаемый источник», посвященную ленинской «Партийной организации и партийной литературе», в которой автор обосновывал мысль, что статья эта обращена только к членам партии, добровольно принявшим на себя обязательства подчиняться партийной дисциплине.
Что тут началось! Это соображение было расценено как посягательство на сами основы политики партии в области литературы и искусства. И это понятно, вагоны бумаги и цистерны чернил были изведены, чтобы утвердить то, что опровергал Строчков.