Однажды она призналась, что у нее была связь с Техериасом. Это привело меня в бешенство, и скрыть его я не сумел. Теперь моя чаша на весах оказалась намного легче. Я предложил Грасиэле оставить работу и перепечатывать на машинке мои либретто. Так я мог бы больше заработать. Но она не согласилась. Ей хотелось сохранить свою независимость во что бы то ни стало. Я понял, что начинаю терять территорию. Пришлось делать над собой усилие, не выказывать ревности. Если бы у меня в те годы уже не была достаточно натренирована воля, эта женщина превратила бы меня в тряпку.
В какое-то воскресенье мы пошли пообедать к Лучо, а вечером нанесли визит Карлитосу. Все поздрав-
ляли меня с такой подругой. Грасиэла была необычайно привлекательна, и моим друзьям не верилось, что я сумел так быстро ее завоевать.
Однажды ночью, когда я пришел спать на чердак, Карлитос поднялся ко мне и начал давать наставления. Эта женщина — сила, с нею надо быть поосторожней. Он мне в отцы годится, потому-де и дает совет. Опыта у меня нет, а в жизни, братец, не все так уж просто. Свяжешься с такой вот секс-бомбой, и все твои дела пойдут вверх тормашками. «А когда эта бомба тебя бросит, будешь локти кусать, малыш». В свои сорок лет, нагулявшись по танцулькам, этот зануда считал, что может меня поучать! А я был уверен, что я не только гораздо образованней его, но и лучше подготовлен к любым житейским ситуациям. Меня душила ярость. Какого черта он вздумал соваться в мои дела! Кто его просит! Вдобавок по всем его высказываниям было видно, что, в отличие от меня, он Грасиэлу не считает порядочной женщиной. Это больше всего меня задело.
Тита, его жена, была намного его моложе. Лет ей было двадцать пять, не больше. Лицом не очень, зато полнотелая, хорошо сложенная. Кожа у нее была очень белая, ягодицы упругие, пышная грудь и плотные розовые икры.
До появления Грасиэлы в их доме Тита на меня почти не обращала внимания, но с того дня, видимо, что-то с ней произошло, ее отношение ко мне совершенно переменилось. Обычно по утрам, когда я приходил работать на чердак, она встречала меня в шлепанцах, непричесанная, в широком халате; а тут стала принаряжаться, делать прическу, надевать туфли на высоком каблуке, декольтированные блузки. Едва завидит меня в дверях, всегда о чем-то спросит. Стала приветливей, чем раньше, что ни скажу, смеется, часто поднимается ко мне наверх и приносит печенье, мате с сахаром, кофе с молоком. Пока я делал в работе перерыв, чтобы взять у нее принесенное, она присаживалась на кровать, выставляя напоказ мягкие округлости своих телес. То и дело оглаживала свои груди, поглядывая на меня с улыбкой. Через день после моей беседы с Карлитосом она, видимо, заметила что-то новое в моем взгляде. Принеся, как обычно, мате, села на кровать рядом со мною и стала подбирать волосы — от ее напудренных подмышек до меня до-
I I I несся запах духов. Она спросила, может ли сердце ' I болеть. Я сказал, что нет. «Но у меня болит вот тут»,— сказала она, щупая себе грудную кость. «Значит, это не сердце»,— ответил я, возвращая ей мате. Я уже решил — будь что будет. Она взяла мою руку, будто желая мне показать точно, где у нее болит, расстегнула блузку и прижала мою ладонь к горячей тугой груди.
Пять минут спустя я уже лежал распростертый на этих трепещущих холмах белой плоти. ।
I I
ЧЕТВЕРТАЯ ХОРНАДА |
I
Прошло около месяца после того, как я, наняв убийцу, избавился от брата своего Лопе, и вот я оказался в Мадриде; судьба привела меня в гостиницу, где я сумел раскинуть свои шулерские сети — ведь я был юнцом изрядно сумасбродным и бесшабашным,— и там у одного продавца индульгенций разгорелись глаза на мой объемистый парчовый кошелек, в котором у меня было всего несколько золотых эскудо поверх доброй горсти гремящих камешков; плут этот сразу взял меня на примету, увидев, как я молод, как учтивы мои речи и благородны манеры,— а все это я умел показать при случае,— вот он и решил ухватить случай за хохол, , для чего предложил мне скоротать время игрою в двадцать одно. Не поленись изобразить некоторое смуще- । ние, я согласился и сел с ним за карты; ио довольно быстро, оставшись без единого мараведи ', он понял, что над ним надсмеялись, схватил длинный нож с желтым черенком, так называемый «мясницкий», и стал мне угрожать, требуя вернуть денежки или, мол, мне каюк; но, видя, что я вытащил шпагу и готов сразиться, и услыхав из моих уст отборную брань на жаргоне пикаро, он застыл на месте, быстро утихомирился и храбрость его испарилась — посрамленный, он вышел вон, скрипя зубами от ярости; и как для мошенника нет ничего обиднее, нежели угодить в им же самим поставленную западню, этот проходимец подкупил знакомого квадрильеро 62 63 из Эрмандады, чтобы тот м^ня