Велас немедленно активировал браслет, но устройство не обнаружило вблизи других неизвестных браслетов. Однако это вовсе не означало, что поблизости не было посторонних. Злоумышленник мог намерено не взять с собой браслет, зная, что по нему его обнаружат.
– Кто-то покушался на твою жизнь, Родан, – задумчиво произнёс Велас. – Ему уже не достаточно, если тебя просто снимут с должности. Кому ты мог настолько насолить?
– Вы считаете, что это было не естественное обрушение? – встревожился Родан.
– Уверен в этом.
По возвращении Родан узнал, что об этом происшествии стало моментально известно в городе и люди лишь укрепились в своём решении не приближаться к скалам. Это удивило Родана, но скорее всего Дарос вопреки его указаниям отправил по их следу небольшой отряд для подстраховки и бойцы видели обрушение. Ещё до происшествия во время пути юноша несколько раз замечал, что хищник ведёт себя настороженно. Тогда он обратил на это внимание Веласа, но тот лишь отмахнулся, сказав, что где-то поблизости зайцы. Но сейчас Родан понимал, что больше это было похоже на то, что Тай заметил рядом посторонних и всячески указывал на это своему хозяину. Трогать людей он не стал, так как прекрасно знал их.
Однако когда Родан переговорил по этому поводу с Даросом, тот всё отрицал, и у Родана не было причин не верить ему. Информацию распространили бойцы, но первоисточник обнаружить так и не удалось.
Как обычно вечером в дом Родана пришли Велас и Балий. Во время таких совещаний Родан всегда разводил огонь, чтобы прогреть помещение перед сном. Ему очень нравился это миниатюрный домик, построенный как временное жилище специально для него. Благодаря качественной постройке стены и крыша не пропускали холод и долго не выпускали тепло. Заодно очаг выполнял и функцию освещения, помимо заходящего солнца, светившего в окна. После завершения строительства резиденции этот домик предполагалось снести, но Родан решил оставить его за собой.
После подведения итогов и обсуждения плана на завтрашний день Велас вернулся к утреннему происшествию:
– Твой друг. Дарос. Мог он организовать это покушение?
– Нет. Он точно ни при чём. Я хорошо его знаю…
– Но у него могла быть причина… – перебил его Велас, – например, любовь к Озаре…
– Откуда вам известно про это?.. – юноша потупился и вероятно покраснел, но из-за слабого освещения этого не было заметно.
– Ты уж извини, Родан, но твои люди как тени обучены добывать информацию, но совершенно не обучены держать её при себе, особенно когда уверены, что их никто не слышит.
Родан вспыхнул ещё сильнее уже от злости. Нужно будет предупредить Дароса. Он позволяет слишком много вольности своим людям. Чтобы тени шпионили за своими начальниками и потом ещё и обсуждали это… Это было уже слишком.
– Нет, – твёрдо произнёс он. – Недавно у нас был с Даросом разговор, и я сам согласился уступить ему. По факту Озара приходится мне сестрой, хочет она того или нет. К тому же я вижу, что предпочтение она отдаёт Даросу. Я больше склонен думать, что это всё мог устроить мой бывший воин, которого я исключил из отряда. Он затаил злобу и сначала пытался настроить вождя против меня. Но видя, что ничего не выходит, решил действовать наверняка.
Родан более подробно рассказал хранителям об этом воине и его отце, а также о причине, по которой он исключил его.
Хранители внимательно выслушали юношу, хотя эта история была для них не нова. Совместно с Озаром и втайне от Родана они продолжали свои поиски злоумышленников. Когда обрушились строительные леса Озар выезжал на место и внимательно всё осмотрел. Он заметил, что некоторые доски были скреплены очень потёртой и практически сгнившей верёвкой. Она чуть ли не рассыпалась в руках. Понятное дело, что никто из рабочих не стал бы пользоваться верёвками такого качества зная что им придётся самим же подниматься на эти конструкции. Тогда Озар взял небольшой уцелевший образец и вернулся в столицу.
Через несколько часов Нур доложил, что, по всей видимости, верёвка перед использованием несколько дней пролежала в сильном растворе с взрывчатым веществом. Затем её высушили и видимо вернули на место. При этом она ничем не отличалась от цельных мотков, хотя необратимые разрушения в ней уже начались. Жаркое солнце, трение и вибрация лишь ускорили процессы разрушения, на которые ушло несколько дней. Верёвка словно выгорела изнутри, практически превратившись в труху.