лежишь или дышишь летишь или дышишь летишь или тлеешь[1]
Край сунул карандаш между зубами и прикусил дерево, едва отмечая его шершавость. Оттолкнулся пятками. Огонек сигареты Еретика качнулся и зашелся в свинге с грибком песочницы, черными очками Шивы и силуэтом Фактора, монументальным, как гранитный обелиск. Вверх-вниз. Вверх-вниз.
- Чо, детство в жопе заиграло? – Донеслось до Края вместе с табачным дымом. Там засмеялись, но беззлобно. Губы резанула незнакомая боль – он так отвык улыбаться всем ртом, что, казалось, лицо разошлось, как гнойная трещина. Мир покачнулся, и желтый свет фонарей вытек из него, воняя разложением и кошками. Ботинок зарылся во влажный песок, лоб уткнулся в штангу качелей. Ее металлический холод горел на коже клеймом, ее твердость давала точку опоры, чтобы собрать расползающуюся, непослушную плоть. Собственное судорожное дыхание гремело в ушах, но никто не слышал насосную станцию в его груди. Это хорошо. Теперь главное – не упасть. Найти в себе тяжесть, и держаться ее, и держать ее, не давая стремиться к земле...
Постепенно все успокоилось, разошлось. Насосы вернулись к привычному ритму. Фонари встали на свои места. Ночь запахла бензином, потом бетонных зданий и чем-то еще, укромным и органическим, пробивающимся с той стороны, из черноты зоны. Трое у песочницы ничего не заметили: шелест их разговора, размеченного вспышками затяжек, задавал бытию форму бутылки, а Край чудом оказался внутри, как крошечный парусник. Он захотел написать об этом, ткнулся в блокнот, но первая страничка там уже была исчерчена прыгающими строчками. Край перечитал их. Он даже не помнил, как это случилось. Он даже не понял, почему. Почему желание складывать слова так, чтобы вышло что-то больше слов, вернулось к нему, а за желанием последовала способность.
Наверное, это все город. Вышел в него, и попал. Сначала нес свое одиночество, как доспех, но синий смог разъел ржавый металл, и тот развалился, оставив человека голым и беззащитным перед соблазнами мегаполиса. Зачем она шла так, покачиваясь на низких каблуках, разводя узкими бедрами пену чужих взглядов, будто выходящая из океана улиц богиня, еще не сознающая своей красоты? Зачем она шла так рядом с другим?
- Завещание пишешь?
Край вздрогнул. Карандаш прочертил на бумаге кривую стрелку и сломался.
- Не твое дело, - он раздраженно сунул блокнот в карман, вскинул мрачный взгляд на Еретика. – Чего надо? Ты мне свет заслоняешь.
- Тоже покачаться хочу, - парень ухмыльнулся. – Лилит только что прорезалась. Все на мази. Так что давай, поднимай свою задницу, тут еще детям потом играть.
Сердце выскочило из груди и тут же запросилось обратно, лихорадочно стуча в ребра где-то не с той стороны. Скоро она снова будет идти впереди, покачиваясь, как на канате, на конце которого он поплетется, связанный и привязанный. Пусть там будет темно, господи, если ты есть. Пусть фонарь отвернется или разобьется совсем, потому что в темноте все одинаковые. Пусть скорее Врата.
Двор проплыл мимо, как в невесомости.
- Эй, погодите! А где воробышек? – Фактор закрутил круглой головой, всматриваясь в закатившиеся под кусты и горку тени. Остальные тоже остановились, переглянулись озадаченно.
- Ну точно, - мужчина хлопнул ладонями по мускулистым бедрам. Он был похож на подслеповатого стального филина-копилку, куда легко опускались монетки, но доставались только с помощью отвертки. – Динго сбежала. Испугалась и сделала ноги, маленькая дурочка. Я сразу, как ее увидел, понял, что...
- Чо ты понял-то? – Еретик подступил так близко, что стало очень заметно, насколько он выше Фактора. – Отошла девчонка по нужде, приспичило ей. Ясно тебе, понятливый?
- И где же она? – Филин надулся, распушив металлические перья. – Ее уже давненько не видно. Все писает?
Еретик с трудом оторвал взгляд от совиного прищура, крикнул в ночь:
- Динго! Мы уходим. Динго?
Край подумал, что такой маленькой легко потеряться. Она ведь уже потерялась, поэтому и оказалась в их компании. Ей бы спать в кукольном домике под розовым балдахином, где ночник светит мягко и пускает по стене теневых фей. Где ночь сворачивается под кроватью пушистой кошкой и мурлычет пастельные сны. А она с ними, неспящими. Еретик приглядывал за ней, да не уследил. Город просочился между пальцами и забрал. Поиграет с нею и выбросит, если только они не найдут ее по крошкам – она ведь не зря там, в кафе, хлеб в карман совала: знала, наверное, и боялась.
Они разбрелись по кустам вокруг детской площадки. Там, в спящей жесткой траве, пережившей столько, что смогла бы пустить ростки даже на Марсе, Край нашел сверкающие сокровища дневной цивилизации: конфетную бумажку, бутылочный осколок и серое перо. Нагнулся, чтобы подобрать их, и наткнулся на кроссовок с распустившимся шнурком.
- Что ищешь? – Динго будто с неба свалилась. Туда, что ли, писать ходила?
- Тебя, - буркнул Край, окидывая взглядом тщедушную фигурку. Ни крыльев, ни прочих повреждений. Даже корзинка на месте.
- А почему на земле?
Он пожал плечами и махнул остальным:
- Тут она!
К зоне заходили со стороны проспекта Стачек. Там ее отделяли от города шоссе и широкая зеленая полоса, кое-где засаженная сиренями и прочим неопределенным буреломом, который больно рвал рукава, зато защищал от любопытных взглядов. Хотя, кроме пары крыс, Еретик никаких возможных наблюдателей не обнаружил. Шива из кустов вылез первый, сунул ему фонарь и стал кромсать сетку кусачками. Край с Фактором встали на шухере, сам Еретик обеспечивал рабочее освещение, одним глазом следя за Динго, чтоб опять не пропала в самый ответственный момент. Лилит на той стороне показалась разок и в темноту спряталась, сидела тихо, только глазами оттуда сверкала, как зверек. Все были, будто на иголках, – а ну как спрей этот не сработает, и как понаскочит сюда ментуры с боевым и собаками! Но тишину ничто не нарушало, кроме скрипа металла по металлу и неровного дыхания.
- Готово, - Шива выпрямился, отгибая вырезанную секцию сетки. Дыра была небольшая, но на карачках даже Край сможет проползти, хоть он и самый длинный.
- Дамы вперед, - Еретик легонько подтолкнул Динго к отверстию. Сам полез последним.
На той стороне народ сбился в кучу, у всех в поджилках дрожь, волоски на загривке дыбом, нос по ветру: какая она, зона?
- Почему так долго? – Шива подкатил к Лилит, уставился своими зеркальными стеклами. Что он там видит-то через них, когда темно, как у негра между булками.
- Туман, - пожала плечами парашютистка.
- Какой туман? – Справедливо удивился Фактор.
- Там, между зданиями, - Лилит махнула рукой куда-то за спину. Помолчала неуверенно, покусала губы. – Мне показалось, в нем был кто-то.
- Кто? – Не выдержала Динго, пялясь в темноту круглыми от ужаса глазами.
- Говорю же, показалось, - сердито оборвала черноволосая. – Да еще мобила барахлила. Только у самой ограды появился сигнал.
- Может, и туман показался? – Не сдержал скепсиса Еретик.
Девушка вздернула подбородок:
- Пойдем, сам посмотришь!
Шива вклинился между ними:
- Сейчас все пойдем. Фонарики у кого есть?
Еретик вернул очкастому его «шурика»[2] и вытащил из рюкзака собственную китайскую игрушку. Фактор тоже вооружился мощным изделием, из которого полился на асфальт поток яркого голубоватого света.
- Все жечь не надо, - Шива поморщился, как от боли. – Достаточно одного впереди, одного сзади, для подстраховки. Я пойду первым, остальные за мной. От маршрута не отклоняться. Камеры с подъездов не сняли, они передают картинку на посты охраны - у Врат и на КПП, поэтому топаем через дворы без шума и пыли.
Замыкающим выпало быть Еретику, хотя у Фактора и Лилит фонари – не ровня его китайской мыльнице. Отчего так образовалось, ясно даже ежу-импотенту: черноволосая девчонка притягивала мужиков вернее, чем «шурик» ночных мотыльков. Тех хоть холод удерживал, а Фактор с Краем велись за восточной красавицей, как бычки на веревочке, только пар от горячих парней шел. Динго плелась в хвосте, прижимая к себе корзинку, косилась по сторонам дикими глазами, вздрагивала при каждом постороннем звуке. Признаться, Еретик ее понимал. Во-первых, темь вокруг. Во-вторых, дворы заросли, под ногами дрянь какая-то все время путается. В-третьих, дома вокруг пустые, жуткие. В-четвертых, тишина такая... неестественная, что ли, от безлюдья. Не бывает так в городе. Хорошо хоть, тумана нет. То ли соврала Лилит, то ли померещилось ей. Ну, а в-пятых... Врата-то все ближе. Уже рукой до них подать.