Все проходит - прежним я не буду.
Может быть, я стал немного старше,
Может быть, мне стало просто страшно[2].
Корпус мобильника заскользил во вспотевших пальцах, и Край поспешил уронить его в карман, переключив на хэнд фри. Мать взяла трубку на припеве. Протяжное, чуть в нос «алё-о?» принадлежало ей так же несомненно, как пятна – лунной поверхности.
- Мам, это я, - хрипло выдавил он.
- Паша? – В голосе на том конце линии не прозвучало ни удивления, ни тревоги. – Как прошел день рождения? Да, ты не купишь молока по пути домой? Два пакета. Только «Буренку» не бери... Не забудешь?
- Ка... какой день рождения? – Поперхнулся Край.
- Павел, ты что, там пил? – Посуровел мамин голос.
- А... мня, - промямлил он, лихорадочно соображая, и выпалил на удачу. – Я только пиво.
Последовала вполне предсказуемая отповедь. Только вот вместо привычных «как ты себя чувствуешь?» и «алкоголь раздражает почки» мать напирала на то, что какой-то Андрей дурно на него влияет, и что, мол, в следующий раз никаких ночевок у товарищей посреди учебной недели.
- Ну, что там? – Динго от нетерпения переминалась с ноги на ногу, будто вот-вот описается.
Край пробормотал что-то невразумительное в микрофон и нажал отбой.
- Сама попробуй.
Девушка взяла телефон так осторожно, будто это была ядовитая змея. Вздохнула, огляделась по сторонам. Дождь пошел сильнее, и дожидавшиеся автобуса граждане забились за стеклянные двери, оттирая Павла с Катей в угол.
- Ты что, номер забыла?
Взъерошенная голова качнулась из стороны в сторону, палец заскользил по экрану, набирая цифры. Бледное личико застыло тревожным дорожным знаком – треугольным и белым, в обрамлении красных волос. Павел видел, как шевельнулись обветренные губы, но слов не разобрал – в метро ввалилась шумная компания, стряхивая зонты. Он едва увернулся от каскада воды, спрятавшись за толстяка с портфелем. Вынырнул из-за плащевой спины, когда опасность миновала, и обнаружил застывшую с телефоном в руке Динго. Больше всего она походила на Красную Шапочку, встретившую в лесу василиска. Повалившие к подошедшему автобусу граждане натыкались на каменные плечи, давили каменные ноги, но девушка только пялилась круглыми глазами в точку чуть дальше своего носа.
- Эй! – Край осторожно вынул мобильник из вялых пальцев. – Все так плохо?
- Плохо?! – Динго встрепенулась, будто это слово сняло с нее заклятие. – Трубку взял мой папа, который не живет... не жил с нами уже пять лет. Или он успел вернуться к маме за прошедшую ночь и выселить меня в квартиру на Ваське[3], которую я, кажется, делю с сокурсницей... Или мир сошел с ума?
Голубые глаза пытливо уставились на Павла, и он, нехотя, признался:
- А я, кажется, всю ночь прогудел на какой-то вечерине. Когда было такое в последний раз, не припомню. Короче, если мир и сошел с ума, мне нравится такое сумасшествие.
Стеклянные двери доставили новую порцию зонтов и спасающихся от дождя пассажиров. Парень с бородой в косичках, отгородившийся от мира наушниками тенсегрити[4], втиснулся на место портфельного толстяка, непосредственно напевая под нос:
Я знаю, придет тот единственный час
И счастье когда-нибудь вспомнит о нас...
«Быть может, уже вспомнило», - подумал Край, но вслух сказал другое:
- Осталось проверить еще одну вещь. Ты со мной?
Ни о чем не спрашивая, Динго решительно кивнула.
Шел второй час их похода по степи, когда Фактор встрепенулся, сложил ладонь лодочкой над бровями и радостно возопил:
- Люди! Смотри! Видишь, там вроде стена крепостная? Явно человеческих рук дело.
Лилит прищурилась на горизонт. Верно, над алыми волнами маков поднимались рыжевато-бурые стены.
- Ну что же ты, давай быстрее, - Фактор чуть не потащил ее вперед.
- А ты не боишься, что там внутри кто-то живой и враждебно настроенный? – Поинтересовалась Лилит.
Стоматолог чуть скис, видно, припомнив, как растекается в животе неприятный холодок, когда заглядываешь в наставленное на тебя дуло:
- А что ты предлагаешь? Не можем же мы тут вечно... цветочками питаться? Подойдем спокойно, объясним ситуацию.
Похоже, Фактор и сам не очень верил в свои слова, скорее пытался ради нее выглядеть мачо, вроде Ричарда Гира на необитаемом острове. Лилит решила не испытывать больше его инстинкт защитника и покорно побрела к строениям на горизонте. Она не забыла про рацию в телефоне, она просто его выключила. Статус пропавшей без вести при исполнении вполне ее устраивал. Она никогда больше не вернется в УБЭГ. Не заключит компромисс с собственной совестью. Что ж... Лилит привыкла жить под чужим именем настолько, что превратила в ник свое. Жаль только, в Питер она вернуться не сможет. По крайней мере, пока.
Час спустя они стояли у низеньких кирпичных зданий с куполами вместо крыш. Маки жались к выветренным, кое-где обвалившимся стенам. В узких проулках разрослась сорная трава, кое-где размеченная красными головками, как пятнами крови.
- Тут что, лилипуты живут? – Неуверенно предположил Фактор, которому самый высокий купол доходил до подбородка.
Лилит вздохнула и покачала головой:
- Уже не живут.
- О чем ты? – Вздрогнул он.
Пришлось пройти немного вдоль внешней стены, чтобы доктор сам увидел доказательство того, о чем давно уже догадалась Лилит. В буром кирпиче белым были выложены крупные буквы, складывавшиеся в имена: Амина. Хаким. Онайша. И уж совсем обычное – Мария. А за напоминающим мечеть мазаром[5] обнаружился голубой памятник с фотографией, на которой солнце давно сожгло все, кроме улыбки. Оптимистическая надпись под ней гласила:
И к нам приплывут тысячи кораблей
Из дальних морей
И мы непременно на них уплывем
В то место где мы никогда не умрем,
Где кончится время людской суеты
И всюду цветы...[6]
- Что же это... – Фактор почесал щеку, на которой проклюнулась светлая щетина, - кладбище, что ли?
- Некрополь, - кивнула Лилит. – Для казахской степи дело обычное.
- Мы что, в Казахстане? – Все еще тормозил стоматолог.
- Угу, - Лилит присела на потрескавшиеся камни ограды, спугнув серую ящерку. Мертвый мобильник незаметно скользнул в щель кладки. – Похоже, в окрестностях Астаны.
- Ё...шкин кот! – Только и смог выговорить Фактор, потрясенно опускаясь рядом с ней.
- Ипать-капать! – Край, несшийся по Ленинскому, словно пойманный ураганом гигантский кленовый листок, застыл посреди улицы к явному неудовольствию прохожих.
Катя никогда раньше не слышала такого выражения, но тем не менее понять его смысл было легко. Дневной свет не оставлял никаких сомнений в том, что окружавшая зону ограда с колючкой по верху исчезла без следа. Здания по ту сторону Зины Портновой выглядели вполне жилыми, торговые точки в первых этажах выплевывали омешоченных покупателей и поглощали новых клиентов, газоны орошали собаки на поводках и одинокий, нетвердо держащийся на ногах мужик.
Край не дал ей полюбоваться пейзажем и потянул направо. Повернув за угол, Катя разинула рот. Труба, совершенно достроенная и поблескивающая темными стеклами офисов, вавилонской башней торчала над карликовыми совковыми постройками. Забитая автомобилями площадь уже поглотила несколько из них, вместе с прилегающими гаражами и дворами – в том числе и тем самым, где Динго выгуливала Фродо, пока ее искали по кустам. Бедный голубь, где-то он теперь? Край между тем увлекал ее дальше. Катя поняла, что он ведет ее тем же маршрутом, которым Шива вел их - целую жизнь назад.
Они перебежали улицу, и деревья осыпали их золотом влажных листьев. Навстречу по дорожке шла женщина с мальчиком, увлеченно разбрасывавшим шуршащие яркие вороха резиновыми сапожками. «Вот так и мы, - мелькнуло у Динго. – Упали с разных веток, побыли немного вместе, соприкоснулись эпидермисом, и разлетелись, кто куда, под воздействием непонятных нам сил. И Врата тут ни при чем. В жизни все так же. Я могла никогда больше не встретить Сергея. И Края могла не встретить. Вот теперь прилепиться бы к нему, прорасти в него и не отпускать. Чтоб навсегда вместе, кто бы ни прошел мимо, какой бы ветер ни налетел. Чтоб только цветущий лес и бабочки...»