- Эй, ты чего? – Донесся со стороны дивана испуганный шепот. – Санэпиднадзор к вам, что ли, нагрянул? Прикрыли шарашкину контору?
- Заткнись, - прошипел Еретик, лихорадочно заходя в соцсеть. – А то не будет тебе больше халявных отбивных.
Мишка недовольно заворчал, но рев «Линкин Парка» на мгновение заглушил все звуки, пока Еретик не догадался вырубить динамики.
- Ну точно, псих, - Мишка, уже окончательно проснувшийся и злой, заковылял в сторону сортира. – Тебе там в порядке эксперимента пересадку мозга сделали – от борова.
Это остроумное замечание Еретик оставил без ответа. На весь экран засияли голубоватые буквы: «Твоя кандидатура принята».
[1] Бывает хуже, но реже (англ.)
[2] Я не псих (англ.)
[3] Догоняй, мать твою! (англ.)
Динго
«сказала стану плющом обовью твои руки и голову
стану венцом и творцом тебе и твоим псом
мучай меня
сказала так и стало так»
20:12. Господи, спаси! Найди меня, господи. Там, в глубине, под розовой оболочкой ложной невинности, где заперто в костяной клетке сердце, а в нем - вечная Кощеева игла, обрастающая плотью. Вытащи ее, господи, вытащи!
Легко молиться, глядя в черные стекла вагона метро. Легко представить, что за ними – бесконечная пустота космоса, в которую несется поезд-болид со скоростью 107 000 км/ч. А из пустоты смотрит лицо – острая мордочка, настороженные глаза, короткая шерстка между большими островерхими ушами. Лицо собаки Динго, пойманной, но не прирученной.
Она читала однажды рассказ, где героиня видела всех людей со звериными головами – кто был козлом, кто боровом, кто кошкой. Потом девушке сделали операцию, вставили жесткие контактные линзы, и зрение стало нормальным. Только из зеркала на нее теперь всегда смотрела лань.
Динго никто операцию не делал. А возможно, надо бы. Трепанацию и лоботомию. Потому что с ней, явно, что-то не так. И тут может быть только два объяснения – либо она больна, либо просто не человек. Гуманоид. С другой планеты. Из туманности Ориона. Потому что нормальные люди не могут так мучиться, у них просто органа нет для такой пытки. Вон они, на черном фоне за собачьей головой: слушают плеер, читают, болтают, спят.
Господи, сделай же что-нибудь, ну пожалуйста! Пусть поезд ускорится до 300 000 км/с, пусть сойдет с рельсов, пусть через двадцать световых минут двери откроются без предупреждения, и я вернусь домой. Слышишь меня? Слышит меня, вообще, кто-нибудь?
Ее услышали. Писк смартфона потерялся в гуле подземки, но от сигнала завибрировал наушник-сережка. Эсэмэска. Не привыкшая к такой оперативности со стороны высших сил, Динго не сразу сообразила, от кого послание. Но, когда на сенсорном экранчике открылись Врата, иголка в сердце повернулась и кольнула особенно остро. Испугалась, что уютное гнездо скоро станет прахом, и тогда ее вытащат и сломают. Если только какой-нибудь ребенок по ту сторону мира не уколется и не заснет с отравленным сердцем, так же, как заснула сама Динго давным-давно. Может, это тоже только сон? То, что ее приняли в группу?
- Подвинься, овца, чего растопырилась! – Какой-то парень, оттолкнув ее, выскочил в открывшиеся двери. Динго и не заметила, что поезд остановился на станции. Ноги внезапно стали ватными, и она тяжело осела на ближайшее свободное сиденье. Женщина со множеством толстых пакетов подозрительно покосилась на нее и подобрала собственность ближе к телу.
«Что же теперь? Взять академку в институте? Предупредить на работе? А зачем? Что, если все равно ничего не получится? Нас поймают на пути к Вратам. Наверняка из-за меня и поймают. Потому что я обязательно сделаю что-то неправильно, и остальные меня возненавидят. Нет, подожди, не паникуй! Они ведь тебя не знают, так? Никто, кроме Шивы, а он не имеет ничего против. Значит, если ты просто будешь делать, что тебе говорят, четко и быстро, то все будет хорошо. Им ведь на тебя наплевать. Им просто нужны Врата. Бог знает, зачем, но они тоже ищут выход, как и ты. Они не сделают тебе ничего плохого. Ты им нужна. Да. Я им нужна...»
Мысли о последствиях сообщения – «твоя кандидатура принята!» - настолько поглотили Динго, что она очнулась только, когда из ушей будто вынули пробки – наполнявший их мерный шум исчез. Поезд стоял. Через открытые двери виднелась пустая платформа, кажущаяся голой без типичных для старых станций колонн. Черная речка! Уже! Динго инстинктивно дернулась, нашаривая рукой с телефоном сумку, но тут же замерла. Крашеная блондинка напротив смотрела на нее глазами очковой змеи, металлические дужки хищно сверкали, отражая свет плафонов.
Дыхание пресеклось, ладони мгновенно вспотели. Динго покосилась вправо. Сумчатая женщина закогтила свою добычу ногтями с облупившимся красным лаком. Напряженная поза показывала готовность броситься на любого, покусившегося на ее ценности. До ушей донеслось хихиканье. Прыщавый парень и носатая девушка в углу вагона оживленно что-то обсуждали, то и дело стреляя глазами в ее сторону. Голова мгновенно наполнилась издевательскими голосами: «Смотри, ушастая уродина проехала свою остановку!» «Спорим, дура боится выскочить в последний момент. Таких лузеров вечно зажимает дверями». «Нет, она боится, что все будут на нее глазеть». «Она знает, что над ней будут смеяться. А мы уже смеемся». «Ха-ха-ха. Вот овца!»
Динго беззвучно всхлипнула и отвернулась. Взгляд уперся в старичка с газетой. Один его глаз скользил по заголовкам, а второй сверлил ее беззащитное лицо, будто он видел, что она из себя представляет, видел желтую шерстку, стоячие уши и черный нос, различающий запах утренней мочи, засохшей на его кальсонах. Он знал, что она не такая, как все, и ненавидел ее за это.
Она зажмурилась. Телефон выскользнул из влажных пальцев, не справившихся с молнией на сумке. Плоская черная коробочка ударилась об пол – в ушах у Динго грохнули пушки Петропавловки. Она сидела, не открывая глаз, шею свело, руки судорожно сжали ремешок сумки. Рассудок говорил, что надо подобрать смартфон или то, что от него осталось, но этот голос был шепотом, теряющимся в орущем, гогочущем хоре: «Овца! Ни на что не годная, тупая овца!»
- Девушка, вот ваш телефон, возьмите. Девушка!
Динго распахнула глаза. Прыщавый парень протягивал ей смартфон, его лицо расплывалось перед ней сплошной стеной зубов и зрачков.
- Девушка, вам плохо?
Выхватив телефон, она отпихнула чужие руки, вскочила и бросилась к выходу. Двери сомкнулись, и она ударилась о стекло, как слепая бабочка. Вагон дернуло, редких людей на платформе смело чернотой, и на Динго снова уставилось отражение. Короткая рыжая шерстка, островерхие уши, отчаянные глаза. Она доедет до Пионерской. Выйдет. Пересядет на поезд, идущий в обратную сторону. Осталось уже недолго. Она доживет до завтра, потому что выход есть.
Шива
Now your life is out of season
I will occupy
I will help you die
I will run through you
Now I rule you too[1]
20:12. Мощные басы «Металлики» вибрировали в наушниках, темные очки искажали перспективу, так что вечерний город казался клипом, картинкой, наложенной на музыку, которую при желании можно прокрутить вперед или назад, а можно и поставить на паузу. Большинство магазинов уже закрылось, и проспект почти опустел – люди-статисты толклись только у автобусных остановок, метро и еще открытых торговых точек. Они скользили мимо Шивы в такт его шагам, в такт ударных Ларса, будто сами были марионетками, которые дергал за ниточки никогда не спящий город-кукловод. Вот только Шива давно обрезал свои ниточки. Он гулял сам по себе. Не по течению и не против. Поперек.
Он перешел улицу, перескочив ограду, разделяющую полосы движения. Кафе «Солнечная долина». Часы работы – с 11.00 до последнего посетителя. Шива усмехнулся: а кафешка-то с эсхатологическим уклоном. Заглянул через стеклянную дверь. На фоне апельсиновых стен дружно жевали куклы, молодые и еще не старые, красивые и не очень. Было время кормления, и они старательно играли свои роли – все вместе и каждая в отдельности.