— Значит, он умер, не зная, что наша дорогая матушка сошла в могилу раньше его? — спросил брат.
— Нет, он знал, — отвечал Шарль, — я сказал ему об этом.
Брат вернулся к письму.
«В Берхеме я попал в плен. Лошадь подо мной была убита и, падая, подмяла меня. Защищаться было невозможно. Я отбросил саблю, и четверо республиканцев вытащили меня из-под лошади.
Меня привезли в Аунхеймскую крепость на расстрел. Спасти меня может только чудо.
Я дал слово отцу отдать жизнь за то же дело, ради которого он умер, и вот теперь я умираю. Ты дал слово мне, настал твой черед. Если и ты погибнешь, Гектор отомстит за нас.
Помолись за меня на могиле нашей матери.
Поцелуй от меня Гектора.
Прощай.
Леон де Сент-Эрмин
P.S. Не знаю, как я отправлю тебе это письмо. Бог поможет».
Брат поцеловал письмо, дал мне поцеловать его и спрятал на груди. Затем он обратился к Шарлю:
— Ты сказал, что присутствовал при его казни?
— Да, — отвечал Шарль.
— Так расскажи мне, как это произошло, не упускай ни малейшей подробности.
— Все было очень просто, — сказал Шарль. — Я ехал из Страсбурга в генеральный штаб гражданина Пишегрю, в Ауэнхейм. Сразу за Сессенхеймом меня нагнал небольшой отряд пехотинцев, человек двадцать, ими командовал капитан на лошади. Пехотинцы шли двумя колоннами.
По середине дороги шел спешенный всадник, я понял это по шпорам на его сапогах. Он был закутан в белый плащ до пят, было видно только его молодое умное лицо, показавшееся мне знакомым. На голове — фуражирная шапка, ношение которой предписано во французской армии.
Капитан заметил меня, только когда между нами оставалось не больше фута. Я кажусь моложе своих лет, потому капитан и спросил:
— Куда ты спешишь, юный гражданин?
— Я иду в генеральный штаб гражданина Пишегрю. Далеко еще до него?
— Примерно двести шагов, — отвечал молодой человек в белом плаще. — В конце дороги, по которой мы идем, стоят первые дома Ауэнхейма.
Мне показалось странным, что он кивнул головой в ту сторону, вместо того, чтобы указать рукой.
— Благодарю, — ответил я, собираясь прибавить шагу, чтобы избавить его от моего общества, которое, как мне показалось, не доставляло ему удовольствия. Но он окликнул меня:
— Ради Бога, мой юный друг, если вы не слишком спешите, вам бы стоило замедлить шаг и пойти с нами. Я бы успел расспросить вас о доме.
— О каком доме? — спросил я.
— Ладно-ладно, — проговорил он, — разве вы не из Безансона или, на худой конец, из Франш-Конте?
Я с изумлением посмотрел на него. Его речь, лицо, манеры — все пробуждало во мне воспоминания детства. Без сомнения, я был раньше знаком с этим юношей.
— Ну, может быть, вы хотите сохранить инкогнито, — продолжал он, смеясь.
— Вовсе нет, гражданин, — ответил я. — Знаете, мне припомнился случай с Теофрастом. Его имя было Тиртам, это афиняне прозвали его «Божественным оратором». Однажды на базаре торговка фруктами угадала в нем уроженца Лесбоса, а ведь он уже лет пятьдесят как жил в Афинах.
— Вы весьма образованны, сударь, — сказал мой попутчик. — В наше время это роскошь.
— Что вы, — отвечал я. — Вот генерал Пишегрю, к которому я направляюсь, действительно весьма образованный человек. У меня есть к нему рекомендательные письма, и я надеюсь получить у него место секретаря. А ты, гражданин, — спросил я, подталкиваемый любопытством, — ты тоже служишь в армии?
Он засмеялся.
— Не совсем, — ответил он.
— Тогда, — продолжал я, — ты как-то связан с командованием?
— Связан, — повторил он, смеясь. — Да, черт побери, вы нашли точное слово, дорогой мой. Я не только связан с командованием, я связан сам с собой.
— Послушайте, — сказал я ему, понижая голос, — вы говорите мне «вы» и «сударь», и довольно громко. Неужели вы не боитесь потерять место?
— Слышите, капитан? — расхохотавшись, воскликнул молодой человек в белом плаще. — Этот юный гражданин опасается, как бы я не потерял место, потому что я обращаюсь к нему на «вы» и называю его сударем. Не знаете ли вы кого-нибудь, кто хотел бы поменяться со мной местом? Почту за честь уступить его!
— Бедолага! — пробормотал капитан, пожимая плечами.
— Скажите, молодой человек, — снова обратился ко мне мой попутчик, — если вы из Безансона… Вы ведь оттуда?
Я кивнул.
— Вы должны знать семью Сент-Эрмин.
— Да, — ответил я, — вдова с тремя сыновьями.
— С тремя сыновьями, совершенно верно, — сказал он и добавил со вздохом: — Пока их в самом деле трое. Благодарю. Как давно вы уехали из Безансона?