Выбрать главу

Майор КГБ: Я бы хотел...

Полковник КГБ (перебивая): И майора захватите. Наблюдателем. (Подполковнику.) Завтра с Валентиной своей на пельмени приходите. Стресс снимем.

5

Ах, гостиница моя, ах, гостиница!..

Юрий Кукин.

...А по ночам ему снились книги. Книги стояли на полках, лежали на полу - умные, старые, любимые. Как-то раз ему приснилась сельская библиотека - вроде, он в этой деревне картошку копал то ли от завода, то ли студентом. И он увидел на пыльных дальних стеллажах дореволюционные издания Северянина и Гумилёва, Арцыбашева и Крестовского, там стоял "Мелкий бес" Сологуба и "Записки маленькой гимназистки" Чарской, там в плотных переплётах пылились "Юрий Милослаский" и "Рославлев" пушкинских времён, "Сожжённая Москва" и "Княжна Тараканова" первых публикаций. Но когда он увидел "Душеньку" суворинского издания "Дешёвой библиотеки", сердце во сне задрожало и он проснулся. Напился воды, покурил, снова лёг. Но вместо сна пришла дрёма, в которой он начал фантазировать, как выменивает эти книги ("Национализированные у местного попа", - пояснила в дрёме молодая девушка-библиотекарь) на собрания Дюма и Пикуля.

"Это всё проклятая кастрюля! Как ты меня достала! Дай поспать хоть пару часов!" Илья приоткрыл смятый подушкой глаз - над кастрюлькой, бросая отблески на стену, стояло сияние. "Что-то сегодня сильнее обычного..."

Ровно в половине седьмого утра мобильник заиграл саунд-трек из "Пиратов Карибского моря". Илья горестно вздохнул, заставил себя сесть. Спал он на полу, на толстом одеяле без простыни. Кровать с простынёй, хотя и скомканной, стояла рядом. "Не подумайте плохого: нынче ровно в полвторого....", - пробормотал Илья, заправляя постель и убирая одеяло. Ровно в половине второго ему, как обычно по ночам, надоело вертеться в духоте, которая побеждала медленно и верно охлаждённый кондиционером воздух, надоело ломать тело, которое ныло в любом положении: на спине, на животе, на боку, как правом, так левом, - ныло и стонало, скрепя шпангоутами и гудя мачтами. И он снова переполз на заранее расстеленное одеяло на полу. Рёбра какое-то время сопротивлялись и не хотели, но, снова как всегда, неожиданно рухнул тяжёлый мёртвый сон.

И снова от этой пытки болели мышцы спины, грудной клетки, шеи. Зарядку делать не хотелось - глаза слипались и требовали лечь и продолжать. Однако Илья заставил себя взять самодельную штагу - древко от швабры с привязанными на концах бутылками с водой - и проделать получасовой комплекс гимнастики. "Здравствуй, чайник! - обратился он к чайнику. - Вскипяти мне водички, пожалуйста". Пока подбривал щетину на щеках и над верхней губой, вода вскипела и чайник отключился. Он поблагодарил его: "Спасибо, чайник", - понимая всю нелепость свою. Но разговаривать с телевизором или трусами было бы нелепостью ещё большей: с трусами разговаривать было не о чем, а телевизор мог и ответить. Крепкий кофе и двенадцатикилограммовая тяжесть штанги изгнали мертвечину сна. Пока пил кофе, ознакомился с тусклыми новостями в Интернете. Всё было без изменений. Арабы продолжали бурлить по всему миру - мир им подбурлюкивал в разной степени активности, смазывая свой анус вазелином. В Москве то резали кого-то из пришельцев, то стреляли своих, то создавали новые политические партии, то мастурбировали старыми. На прочей территории доисторической родины горели леса, торфяники и дома престарелых, с рельсов сходили вагоны с бромом и нефтью, травились массово дети в школах и солдаты в казармах, но, как уверяли верховные жрецы, страна развивалась в правильном направлении, от чего болельщики громко кричали на всех стадионах "Россия, вперёд!"

"В белом венчике из роз впереди единоросс..." - бормотал Илья, переходя на израильские новостные сайты. На исторической родине было не лучше. Левые и сверхлевые вовсю совокуплялись с арабами. В Кнессете различные партии занимались мастурбацией на глазах у изумлённой публики, каковая уже устала изумляться эксгибиционизму и порнографии. Бастовали все: врачи, ординаторы, учителя, друзы, арабы, проститутки, сутенёры, местные советы, легальные и нелегальные рабочие и даже секретарши в судах. Если кто-то ещё не бастовал, то объявлял о готовности. Чиновники из разведки, контрразведки, полиции и дипломаты с удовольствием выдавали секретные данные в газеты, на радио и телевидение, думая, как бы оккупировать первыми ещё и Интернет. Кого-то резали в драках и стреляли в разборках, на дорогах гибли горячие израильские водилы, канализационные стоки заливали то тель-авивские пляжи, то побережье Хайфы и Ришон-ле-Циона. Цены на всё или поднимал Минфин, или они сами росли без удобрений Минфина. "Ах, как хочется пройтись на гей-параде, - думал Илья, - с портретами некоторых политиков в руках! Но рук не хватит".

Раздался тихий, шепотком, стук в дверь. "Какой ты деликатный!" - подумал Илья и открыл. На пороге, как и ожидалось, стоял, пошатываясь, Вовчик. Слюнявая толстая губа его отвисла, взгляд был пустой. Впрочем, он пытался придать ему некоторую осмысленность и даже выражение извинительной усмешки.

- Вован, я же тебе объяснил, - сказал Илья устало, - я три месяца как бросил. Нету у меня сигарет. Нэма тютюну.

Вовчик попытался покивать понимающе головой.

- Ну, - с трудом подбирая звуки, произнёс Вовчик, - может, десять шекелей...

- И денег я тебе не дам: в долг - никому. И что ты купишь? Самая дешёвая пачка стоит шестнадцать.

- Вот я тебя с малолеткой вчера видел, а ты мне денег жалеешь... - с упрёком произнёс Вован. - А ещё племеянницу ждёшь!

"Железная логика", - подумал Илья и посоветовал вслух:

- На четвёртом этаже ремонт начинают. Там рабочий нужен. Я тебя посоветовал - обратись в рецепшн.

Он закинул на плечо собранную с вечера сумку, закрыл перед носом Вована дверь на ключ, вышел из "Отеля Тамар" и через пятнадцать минут был уже на пляже Кису́ски. А по дороге всё думал: "Такие сны легко объяснить. Под утро тестостерон увеличивается... Столько времени без женщины... И прочий атеизм. Но что-то тут не то. Едва появилась эта кастрюля... Интересно, что будет, если подсунуть её Вовчику? И где он меня видел с малолеткой? Только по дороге с кока-колой".

6

Я на святую Русь

Базукой обопрусь,

По планке выверю прицел...

Юрий Визбор.

Илья поплевал в маску, прополоскал стекло, засунул в рот загубник и нырнул в Красное море. Вода, по утру холодная, обожгла его кипятком. Но тренированная кожа быстро освоилась, и стало тепло. Илья прежде всего поплыл поздороваться с рыбками: в метрах пятидесяти от берега стоял гигант-валун, заросший зелёными губками. Почуяв человека, изнутри зарослей стали подниматься разноцветные обитатели, к которым Илья так и не мог привыкнуть - вот уже больше года они его удивляли своей тропической экзотикой.

- Привет, родные, - проговорил он в загубник. - Как вы тут без меня?

Он вытащил из мешка подтухшую котлетку и раскрошил её в воде. Рыбёшки кинулись пожирать мясо, клевали его в ладони, щекотали в голые ноги. Из голубой бездны поднялась пара ярко-синих попугаев с роговыми губами-клювами, но, боясь человека, подбирали остатки лишь уносимые течением.

- Ладно. Пора работать.

Илья поплыл над кораллами. Мусора за неделю понакидали, конечно, но немного: пивные банки и бутылки, пластиковые стаканчики, затонувшие магазинные мешки. Подплыв к мосткам, вытащил истекающий водой пакет с мусором. И ахнул: у самых мостков вдоль оградительного каната плавали с десяток белых пляжных стульев из пластмассы.

- Вот козлы! - ругался он, стягивая маску и ласты.

Выбросив мусор в бак, вернулся и начал вытаскивать стулья, забрасывая их на мостки. Подбежал испуганный Хадиш, работник-эфиоп, взимавший плату за эти стулья и лежаки, следивший за чистотой и порядком на пляже.

- Что случилось? - спросил он на иврите, запыхавшись.

- Не люди - свиньи!

- Я же на цепь вечером закрыл! - удивлялся Хадиш.

- Да им хоть цементом залей - расковыряют!