Выбрать главу
II
Всякого хлеба посеется ныне зерно, Жизни зародыш в себе заключает оно.
III
Вас повидать мы на южные пашни придем, Круглых корзин и прямых мы с собой принесем, Мы вас накормим сегодня отборным пшеном.
IV
Вот бамбуковые шапки в движенье пришли, Вот их мотыги врезаются в землю, в пыли, — Горькие травы повыдернут все из земли.
V
Горькие травы погнили на месте — и вот, Просо метелками пышно и буйно растет.
VI
Режут и режут серпами они заодно, В плотные, плотные груды ссыпают зерно; В груды высокие, как крепостная стена, Гребню густому как будто подобна она. Двери раскрыты у сотен домов для зерна.
VII
Полными хлеба стали в селенье дома: Дети ликуют, ликует хозяйка сама!
VIII
Ныне зарежем мы с черною мордой быка, Кривы рога его будут и рыжи бока; В жертву, как прежде бывало, его принесем, Нашим отцам подражая всегда и во всем.
(IV, III, 6)

Автор указанной статьи Чжань Ань-тай отмечает, что в этом небольшом поэтическом произведении каждая строка, каждая фраза посвящена теме труда, земледелия и связанным с ними явлениям в сельской жизни, — начиная с первых слов «Соху наточили — она и добра и остра» и кончая заключительными строками о древнем обычае приносить животных в жертву духам. Художественные образы этого гимна свидетельствуют о знании конкретных особенностей полевых работ и характерных примет времени разных трудовых процессов, живо, реалистически отображенных здесь поэтическими средствами. Тем не менее — указывается в упомянутой статье — этот гимн, являющийся, в основе своей, быть может, фольклорным произведением, представляет собой образец литературной обработки, когда поэты, по всей вероятности, ограничились лишь поэтической и стилистической правкой первоначального материала.

Именно об этом свидетельствуют примененные в гимне языковые средства (в китайском оригинале) — своеобразный лексический состав, сочетания иероглифических обозначений, встречающихся в других поэтических произведениях не фольклорного происхождения, характерные для литературной поэзии, стилистические особенности речи.

Близок гимну «Благодарение за урожай» по смыслу и средствам художественного воплощения другой гимн в этом же разделе — «Урожай». В гимне «Урожай» встречаются даже буквальные повторения отдельных выражений и фраз, содержащихся в гимне «Благодарение за урожай», например: «Всякого хлеба посеется ныне зерно, жизни зародыш в себе заключает оно»; однако в целом для гимна «Урожай» характерно более возвышенное, подлинно патетическое звучание:

...Толпами, толпами вышли жнецы на поля, Грудами хлеба покрылась повсюду земля. Груд мириад-мириады! Скопилось зерно — Будут и крепкое, и молодое вино. Жертвами дедов и бабок своих одарят: Хватит вина, чтобы выполнить каждый обряд.
(IV, III, 5)

«Книга песен» раскрывает древнюю эпоху истории китайского народа, быть может, полнее и глубже, чем многие исторические, этнографические и другие работы о китайской старине.

«Шицзин» может быть рассмотрен с различных точек зрения. Книга эта может быть рассмотрена, как памятник исторический, так как содержит ценнейшие сведения о социальном строе древнего Китая, общественных отношениях, обычаях и обрядах, сохранившихся от еще более далеких эпох, о развитии материальной культуры в эпоху Чжоу, — словом, воспроизводит жизнь древнего Китая во всем ее многообразии и с редкой полнотой. Книга может быть рассмотрена как часть конфуцианского канона, — в этом случае на материале комментариев различных эпох на «Книгу» можно было бы проследить борьбу нескольких школ внутри конфуцианства и эволюцию этого учения; можно было бы ознакомиться на материале книги и комментариев к ней с конфуцианским учением об «идеальном порядке вещей, правления и обрядов», с конфуцианскими идеалами государственности и политическими устремлениями конфуцианцев. «Шицзин» может быть рассмотрен и как ценнейший материал для лингвиста, — как памятник архаического китайского языка и как средство к раскрытию его древней фонетики. С помощью этой книги может быть прослежена эволюция китайского языка, переход его от одних форм к другим. Каждая из перечисленных точек зрения вполне закономерна и требует своего особого метода и своего подхода к «Книге песен».

Наконец, — и это самое важное для вас, — «Шицзин» может быть рассмотрен как памятник древней китайской литературы, как составная часть литературы мировой. Тем более важно не только научное исследование этого памятника, но и ознакомление с ним советского читателя с помощью возможно более адэкватного литературного перевода. Это ставит перед переводчиком особые задачи и подсказывает ему особые методы разрешения этих задач. Язык памятника является языком архаическим, непонятным без комментария не только современному, но даже и средневековому китайцу, но вместе с тем язык памятника является и живой стихией, которой свободно владели древние поэты, создавшие этот памятник. Казалось бы, что переводчику надлежит пользоваться языком по крайней мере «Слова о полку Игореве», чтобы соблюсти пропорции между современными и древними языками, но, во-первых, это потребовало бы перевода с перевода; во-вторых, переводчик должен сопоставить китайскую языковую стихию со стихией русского языка, которым он владеет, т. е. с современным русским языком. Требуются, очевидно, иные средства и методы для передачи присущего памятнику древнего стиля и духа.