Юденичу больше всего нравились занятия по военной стратегии и по истории военного искусства, где изучалось полководческое искусство Александра Македонского и Наполеона Бонапарта, А.В. Суворова-Рымникского и М.И. Кутузова-Смоленского, а также опыт войн и военных конфликтов последнего времени.
Едва ли не «камнем преткновения» для слушателей являлась так называемая ситуация. В первый же день поступления в академию каждому из них выдавалась бронзовая выпуклая модель горки или рельефа местности. Ее требовалось нарисовать мельчайшими штрихами на бумаге. Причем толщина штрихов должна была соответствовать крутизне скатов бронзовой горки.
Полевое обучение велось на каждом курсе. Слушатели выезжали в пригороды столицы на длительные занятия в поле. В число их входила глазомерная картографическая съемка местности. Обычно такие занятия проводились в окрестностях Царского Села и Петергофа, где стояли крупные воинские гарнизоны.
При всех трудностях такого обучения слушатели академии такие продолжительные выезды, даже глазомерные картографические съемки, любили. Автомобилей тогда не существовало, и умение быстро передвигаться на коне на большие расстояния и не утомляться при этом являлось составной частью боевой подготовки будущих офицеров Генерального штаба. Даже пехотные офицеры гордились уровнем своей кавалерийской выправки.
Поскольку академия располагалась в самом центре столицы, то своих лошадей она не имела. Они вместе с конными вестовыми выделялись кавалерийскими полками Лейб-Гвардии, расквартированными в окрестностях Санкт-Петербурга — Кирасирскими Его Императорского Величества и Ее Императорского Величества, Драгунским, Конногренадерским, Гусарским, Уланским. Эти полки стояли в Петергофе, Царском Селе, Гатчине.
Учеба в стенах Николаевской академии Генерального штаба Николаю Юденичу запомнилась многими событиями. В ее стенах он 30 августа 1885 года был произведен в поручики «За отличные успехи в науках». Среди прочих дел, ему довелось вместе со своими однокурсниками участвовать в военном параде в Красном Селе.
Тот красносельский парад красочно описал подъесаул П.Н. Краснов, будущий атаман Донского казачьего войска и один из крупнейших писателей белой эмиграции:
«Ничего не предвещало солнца, а между тем оно должно было быть, должно было осиять венчанного царя, Божия помозан-ника. Так верили седые генералы, начальники дивизий, командиры бригад и полков, в ярких лентах и орденах насупившись смотревшие, как чистились их люди, так верили молодые офицеры, старые фельдфебели и солдаты всех сроков службы.
В сказочной красоте и величии должен был явиться перед своим войском царь, солнцем осиянный, прекрасный, великолепный и далекий. Не от мира сего. «Так было всегда, — говорили старые люди, — что какая бы погода не была, но государя неизменно сопровождало солнце». И одни видели в этом милость Божию, чудо, явленное народу в подтверждение того, что царь не людьми поставлен, но Богом, другие, скептики и маловеры, усматривали в этом отличную работу Пулковской обсерватории, знающей, когда будет какая погода, третьи, молодежь, сами мало видевшие, считали, что это просто случай.
Все поле покрылось темными квадратами пехотных колонн. Краснели погоны, и тускло виднелось золото и серебро офицерских уборов. Сзади пехоты неподвижно вытянулись запряжки артиллерии, и банник в банник, дуло в дуло выравнивались орудия. Великий князь на караковом коне, с седлом, покрытом вальтрапом с каракулем, объехал полки.
Так же серо было небо, и туман клубился шапкой над Дудер-гофом, скрывая его леса и дачи. Сзади валика длинной пестрой лентой на зеленом лугу стояли полки кавалерии. Белой широкой полосой лежала кирасирская дивизия, три пятна — красное, синее и малиновое — обозначали казаков, а левее темная вторая дивизия заканчивалась пестрым белым с красным пятном гусарского полка. У самой Лабораторной рощи, хмурой, набухшей от дождя, стояли пушки и видны были всадники конных батарей.
Равнялись последний раз. Проверяли по шнуру носки. Бегом разбежались по местам жалонеры, и пешие линейные кавалерии сели на лошадей.
Подле валика на скамьях и скамейках, еще с раннего утра принесенные денщиками, сидели и стояли зрители, больше дамы и барышни, дети, офицеры штабов, изредка виднелась хорошо одетая штатская фигура, умиленно смотревшая на войска. Все лица были повернуты в сторону Красного Села. Туда же смотрел, небрежно сидя на коне с обнаженной шашкой в руке, великий князь Владимир Александрович и разговаривал громким голосом, звучавшим на все поле, со своим начальником штаба, статным, седым, стройным генералом.