Я отшатнулся. Сгусток тьмы поплыл за мной. Шепот превратился в настойчивый, требовательный гул.
И в этот момент из-за колонны снова вышла та самая высокая фигура. Куратор. Он не смотрел на меня. Он смотрел на этот клубок чужого страха. И ждал.
Страж был прав. Это была ловушка. Но и Эхо было право — отступление вело в тупик.
— Что делать? — прошептал я, обращаясь к ним обоим, к этим частям себя.
— Беги, — сказал Страж.
— Делай шаг вперед, — одновременно предложило Эхо.
Их воля рвала меня на части. Паразитные голоса вились вокруг ног, шепча свои обещания и угрозы. Куратор наблюдал.
Я закрыл глаза. Перестал бороться. И просто принял это. Холод. Страх. Два спорящих голоса. Хор чужих шепотов. Все это было мной. Вся эта борьба была мной.
Я не сделал шаг ни вперед, ни назад.
Я разжал ладони и… отпустил.
И сделал шаг *в сторону*. В межколонное пространство, которого еще секунду назад не существовало.
Шепоты взвыли от неожиданности. Сгусток тьмы дрогнул и распался. Даже Куратор слегка повел головой.
— Как ты…? — начал Страж.
— Везучий поц, — с неподдельным уважением прошептало Эхо.
Я не был везучим. Я просто перестал выбирать между их «да» и «нет» и нашел свое «иное».
Это был первый, робкий синтез. Дрожащий, едва живой.
И он сработал.
Я стоял в новом коридоре, сердце колотилось как бешеное. Паразитные голоса отползли на периферию сознания, обиженные и шипящие.
— Это был невероятный риск, — проворчал Страж, но в его ворчании сквозил испуганный интерес.
— Это было гениально, — парировало Эхо. — Дай пять, племянник! Ой, подожди…
Я не давал никому пять. Я смотрел вперед, в новые бесконечные коридоры Архива. Я все еще не знал своего имени.
Но я узнал нечто более важное. Правила игры.
И источником всех правил был я сам.
Глава 2. Первый обман
Тишина в новом коридоре была гуще и тяжелее прежней. Свет здесь был не сияющим, а тусклым, выцветшим, словно краску с него содрали абразивом из забытых надежд. Стены, если их можно было так назвать, слегка пульсировали, как стены гигантской легкого.
— Движемся, — скомандовал Страж, его внутренний голос прозвучал как скрип заржавленной шестеренки. — Не задерживайся. Новое место — новые правила. Анализируй всё: шаг, расстояние, резонанс.
— О, да! — тут же откликнулось Эхо. — Новые правила для новой игры! Может, тут, наконец, будет что-то интересное, а не эти вечные стеклянные гробы.
Я двигался, прислушиваясь к обоим и к тому хаосу, что бушевал у меня внутри. Шепоты — те самые паразитные голоса — затихли, отползши в самые темные закоулки сознания. Они были обижены, но не побеждены. Я чувствовал их липкое, выжидающее присутствие.
Куратор не появлялся. Его отсутствие было почти страшнее его присутствия.
— Смотри, — сказал Страж.
В стене передо мной плавала светящаяся точка. Она пульсировала, призывающе мерцая. Данные. Чистые, неотфильтрованные данные Архива.
— Ловушка, — немедленно заключил Страж. — Слишком очевидно. Слишком доступно. Стандартный тест на доверчивость.
— Приманка! — обрадовался Эхо. — Давай сунем палец в этот светящийся розетку, а? Посмотрим, что там искрит!
Я замедлил шаг. Искушение было велико. После ледяной пустоты первого зала это мерцание обещало ответы. Всего лишь прикоснуться…
— Нет, — рявкнул Страж. — Мы идем дальше. Ищешь путь в обход.
— Трусишь, — пропело Эхо. — Он просто хочет познакомиться. Может, это не ловушка, а дверь.
И в этот момент из точки хлынул поток. Не данных. Образов. «Моих» образов. Я увидел себя — не того, что в саркофаге, а живого. Я стоял на краю крыши высотного здания, ветер рвал волосы, а в горле стоял комок слез и ярости. И… я шагнул.
Боль. Падение. Тьма.
Картинка погасла.
Я стоял, опираясь о мерцающую стену, сердце колотилось, выбивая ритм паники. Это было оно. Мое самоубийство. Ответ.
— Видишь? — прошептало Эхо с почти религиозным трепетом. — Все просто. Ты сам это сделал. Концерт окончен, артист мертв. Свободен.
Внутри все похолодело. Это был конец. Нечего расследовать.
— Подожди, — жестко сказал Страж. Его голос прозвучал как удар топора по льду. — Ты что, повелся на первую же картинку? Это розыгрыш. Дешевый трюк.
— Это была боль, — выдавил я. — Я ее чувствовал.
— Боль — это данные, — отчеканил Страж. — А данные можно подделать. Сфабриковать. Это не память, это фантом. Вброс. Они сыграли на твоем главном страхе — оказаться слабым. Оказаться тем, кто сдается.
— А вдруг это и есть правда? — needled Эхо. — Вдруг наш дорогой Страж так боится признать, что его precious мальчик просто наложил на себя руки? Что вся его осторожность — просто оправдание для трусости?