Но это – Богочеловек! Простому же смертному, даже если с помощью единомышленников он и свершит нечто подобное, аналогичные действия будут инкриминированы как самосуд, естественно, со всеми вытекающими последствиями. Если вы, к примеру, внутри своей квартиры или дачи установите на ночь капкан на вора, и последний, залетев туда, получит увечье, не совместимое в дальнейшем с его «профессией», то вас накажут по закону едва ли мягче, нежели преступника. Хотя следовало бы поощрить: во-первых, благодаря вашей изобретательности одним ворюгой становится меньше и, во-вторых, создается тревожный резонанс в преступной среде пока еще не изуродованных его сотоварищей.
Кстати, Ветхий Завет, с его жестким законом талиона, объективнее подходил к индивидуальным борцам со злом, нежели наш «самый гуманный суд в мире». Так, в книге Исход (гл. 22, ст. 2) Господь Бог освящает следующую правовую норму: «Если кто застанет вора подкапывающего и ударит его так, что он умрет, то кровь не вменится ему. Но если взошло над ним солнце, то вменится ему». Как видим, уничтожение носителей зла, хотя бы в ночное время, было в прямом смысле святым делом.
Сегодня же это опасно: активная борьба один на один со злом приравнивается к неуклонению от зла. Так что терпите и дальше, уважаемые потерпевшие, или пытайтесь подключить к единоборству со злом громоздкую, тихоходную правоохранительную машину, которой государство доверило преследование зла. Сами же – упаси вас Бог! Иначе вы рискуете получить двойной ответный удар: один – в отместку от растревоженного зла, другой – по закону: пресловутая степень необходимой обороны – норма, не бесспорно защищающая вас.
Отдельные критические выпады против зла малоэффективны еще и по той причине, что слишком уж различен порог восприятия зла, как различными людьми, так и единым законом. «Процент содержания зла» в одном и том же событии они будут исчислять по-разному. К примеру, так называемая любительская охота на диких животных. Закон и люди, охочие до убийств «братьев наших меньших», вообще не относят ее к злодеянию. Но есть и полярно противоположная точка зрения, с которой люди, чувствительные к злу, воспринимают это любительство как нравственное извращение. «Ведь на его (любителя охоты, – Г. М.) стороне классики: и Тургенев, и Хемингуэй и многие другие певцы бессмысленного убийства, поэтизировавшие и превратившие его в утонченное романтическое и извращенное удовольствие» [27], с. 153. Справедливости ради, следует заметить, что и чувствительность к добру лежит так же в весьма широком диапазоне: от холодной бесчувственности до слезной растроганности.
Ходульные заявления о том, что зло побеждается исключительно добром, к сожалению, реализуются только в сказках и произведениях, где:
…при конце последней части
Всегда наказан был порок,
Добру достойный был венок.
(А. Пушкин. «Евгений Онегин»)
Практически же этого не может быть, поскольку добро по отношению к злу является питательной средой последнего. Зло существует и развивается только за счет добра. Мягкотелое, беспомощное добро, в отличие от жесткого антизла, не может эффективно противостоять злу еще и в силу того, что работает оно в плоскости, параллельной действию зла. Поэтому старания добра как борца со злом не пересекаются с последним, не достигают цели. А если косвенно и воздействуют на зло, то этим лишь раздражают его и побуждают к еще большим злодеяниям. Примеров тысячи, возьмем два разномасштабных.
Один добрый человек пенсионного возраста делает по-доброму замечание за что-то группе недобрых (это выяснилось позже) детишек. Думается, «воспитательный эффект» в общем случае вполне предсказуем: дай Бог этому доброму борцу со злом подобру-поздорову унести ноги. Зато юные вершители зла, естественно, укрепились в вере, что – все можно.
«Чтобы чиновник не брал взяток, ему надо хорошо платить», – директивно убеждают нас и законодатели, и исполнительная власть. Этот добрый метод борьбы со злом уже привел к тому, что «государевы люди» не только не отказались от взяток, но и повысили их минимальный размер пропорционально повышению своей зарплаты.