Как видим, мирская суетность не отпускает от себя этого человека даже в храме. Такой «заземленный» христианин, являясь носителем и распространителем столь серьезного «инфекционного заболевания», как воспаление нравственности, представляет серьезную опасность для духовной атмосферы Церкви: дурные примеры, хоть и порицаемы, но все же заразительны.
Естественно, что и ортодоксальные обрядоверцы, и бесцеремонные просители земных благ, пренебрегающие всеми обрядами, порознь, в «чистом виде» встречаются сравнительно редко. Гораздо чаще мы имеем дело с неким гибридом, в котором «гармонично» уживаются обе крайности. Это и неудивительно, поскольку обрядоверие и прагматизм происходят от единого корня – маловерия. Христианин, не в меру пекущийся о своих благах (не духовных, конечно!) и христианин, надеющийся на спасение за счет внешней религиозности, одинаково далеки от веры «от всего сердца», оба находятся на ее периферии, только как бы на разных сторонах.
Один из них мало верит в то, что Бог знает, «в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Мф. 6,8), и систематически напоминает Ему о своих нуждах. Он забывает, точнее, не знает о том, что Дух Божий, невидимо пребывающий в Церкви, не решает материальных проблем, а изменяет отношение к ним в душе верующего, возвышая роль проблем духовно-нравственных.
Другой же, вопреки заповеди (Мф. 6, 4-6), мало верит в то, что все, творимое человеком втайне (молитва, милостыня, пожертвования, почитание Святыни и т. д.), будет увиденным и, следовательно, оцененным Богом. Поэтому он и переводит (на всякий случай!) все невидимое в явно видимое не только Богом, но и людьми – свидетелями его «боголюбия».
Целенаправленность и того, и другого вариантов «веры» вполне очевидна: в первом – «дай мне лучшее», во втором – «спаси и сохрани меня от худшего». В обоих случаях – прошение о земных сокровищах и благах, в обоих случаях – недоверие человека к Богу, неуверенность в Нем. «Недоверие есть форма маловерия и вообще неверия. Нет доверия к Богу, а отсюда и вечная тревога – что будет завтра со мной, потом и т. д. Какие же это верующие?» [18], с. 27.
Приведенный выше фрагмент пасхальной проповеди протоиерея А. Меня естественным образом подводит нас к ответу на поставленный вопрос. К сожалению, неутешительному, «ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6,21). Сокровища же, вопреки заповеди, сегодня собирают на земле. К сожалению, конечно.
Завершая тему, хочу обратиться к Евангелию от Матфея: «Маловерный, зачем ты усомнился?» – упрекает Христос засомневавшегося в спасительной силе Его слова, а потому и едва не погибшего, апостола Петра (Мф. 14, 28-31).
Эта евангельская история убеждает нас как в том, что «по вере вашей да будет вам», так и в том, что по маловерию вашему – тоже.
«Вера от слышания, а слышание от слова Божия»
Многие слова Христа для нас до сих пор
непостижимы – потому что мы еще
неандертальцы духа и нравственности.
А. Мень
Врачи убеждают нас, и это вполне справедливо, что профилактика любого заболевания всегда эффективнее и доступнее, нежели его лечение, исход которого, кстати, не всегда предсказуем. Но в любом из вариантов человек неизбежно сталкивается с двумя проблемами. Во-первых, существует ли средство для профилактики или лечения недуга? Во-вторых, доступно ли (в широком смысле) оно больному?
Это в отношении болезней телесных. Но и применительно к болезням духовным проблемы остаются теми же: поиск источника исцеления и путь к нему.
* * *
В вынесенном в заголовок фрагменте Послания к Римлянам (Рим. 10,17) апостол Павел утверждает, что источником веры является слово Божие, а обретает ее человек, вслушиваясь в него. (Сам апостол неоднократно доказывал, причем в сложнейших условиях, истинность этого тезиса; например, Деян. 26, 28-29.) Иных источников веры не было и нет от начала Церкви. Но если члены первых христианских общин именно слышали, то есть воспринимали на слух, слово Божие, «пребывая в учении Апостолов» (Деян. 2,42), а последние слышали его непосредственно из уст Учителя, то в наше время понятие «слышание» обретает несколько иное содержание.