«Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает уже для нас ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелием, – и такова ее вечно новая прелесть, что если, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее божественное красноречие», – такова пушкинская оценка Священного Писания [45], с. 470.
Конечно, тому, кто захлопнул Книгу лет двадцать назад, так и не сумев ничего в ней ни понять, ни почувствовать, но сумел тем не менее пополнить ряды «христиан», трудно вновь обратиться к Слову Божьему. Ведь за эти годы «верующему» привычными стали (в лучшем случае!) лишь обычные слова священника близлежащего храма. Слова же Священного Писания, слышимые в том же храме на непонятном ему церковно-славянском языке, были не для его ушей, а страницы Библии на русском языке – не для его глаз. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Ведь должен же член церковного сообщества стать хоть когда-нибудь христианином без кавычек, внять живому голосу Того, в Кого он призван верить!
Не хочу быть понятым превратно. Я вовсе не утверждаю, что знание Библии неминуемо приводит человека к вере. Но я утверждаю, исходя из нравственных постулатов Нового Завета, что без знания Священного Писания обретение истинной веры невозможно, а упование на личное спасение – всего лишь иллюзия, «ибо благодатью вы спасены через веру» (Еф. 2,8).
В подтверждение тому и в заключение темы приведу фрагмент из Послания апостола Павла к Тимофею: «Вникай в себя и в учение, занимайся сим постоянно; ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя (1Тим.4,16).
«И вечный бой! Покой нам только снится…»
Плоть желает противного духу,
а дух – противного плоти:
они друг другу противятся…
Послание апостола Павла к Галатам, гл. 5, ст. 17
Понятно, что цитата из А. Блока, вынесенная в заголовок, – это метафора, что на физическом уровне бытия нескончаемые бои невозможны. Рано или поздно, надолго или нет, на тех или иных условиях наступает долгожданный покой. И только борьба человека с собой, внутренний конфликт его духовного и биологического «Я» – извечны. То затихая, то обостряясь, вражда непримиримых планов триады постоянно держит человека в состоянии душевного дискомфорта. По определению немецкого философа и психолога Эриха Фромма, «человек – единственное существо, для которого собственное существование является проблемой». Снять эту проблему, по мнению автора, можно, выбрав один из двух путей: или регрессировать к животному миру, или признать, наконец, что только человек может придать смысл своей жизни. (Подробнее – в работе Э. Фромма «Человек для самого себя».)
Похоже, что на нынешней стадии божественного эксперимента большинство людей с выбором определились. Точнее, они вообще ничего не выбирали, а, безучастно следуя закону энтропии, нравственно сползли в зону равнодушия, из которой, в силу того же закона, часть их скатилась еще ниже – к уровню скотоподобия.
Казалось бы, победа животного плана, захватившего «ключевые посты» в человеческой триаде, должна, наконец, привести человека к ощущению покоя, и не только во сне. Ведь противник животного начала, этот не от мира сего духовный план, казалось бы, наглухо замурован в самом себе.
Тем не менее покой человеку даже не снится. Почему? Да потому что «вечный бой» теперь идет внутри самой победившей самости, между головами этой многоглавой гидры. А междоусобные войны, как известно, жестоки и нескончаемы.
* * *
Если читатель проведет беглый обзор предыдущих глав и придет к обобщающему выводу, что духовное начало в человеке неизмеримо слабее животного, что в большинстве альтернативных ситуаций первое подавляется вторым, то он, безусловно, будет прав. И хотя, по словам А. Меня, главную нашу сущность составляет образ и подобие Создателя, просматривается она, эта сущность, в человеке с большим трудом. Так едва-едва пробивается сквозь закопченное стекло тусклый огонек керосиновой лампы (образ, выплывший из моего далекого военного детства).