Сетования же отцов и дедов относительно того, что общество сегодняшнего дня в целом безнравственнее, злее общества дня вчерашнего, а уж тем более позавчерашнего, есть проявление тревоги старших и старых людей по поводу обвальной, но, к сожалению, неизбежной биологизации ценностной шкалы людей молодых.
* * *
Шкалу жизненных ценностей, как уже говорилось, можно уподобить чистому листу, габариты которого определены Творцом в зависимости от содержания индивидуального задания человеку на период, именуемый земной жизнью. Это константа. Но заполнять данный лист, фиксировать и переставлять в нем ценности, изменять соотношение ценностных слоев человек должен сам в пределах свободы воли, полученной им опять же от Творца. В общем случае свобода воли проявляет себя в свободе выбора между запросами духовного и физиологического планов.
Соблазнов, воздействующих на нижний, физиологический план триады, в силу неустанного научно-технического прогресса, становится все больше. Следовательно, вероятность того, что душа, наш третейский судья, соблазнится ценностями биологического свойства, а не духовного постоянно возрастает. Действительно, приземленные, низменные души – сплошь и рядом, а одухотворенные – уже раритет.
Здесь вполне уместно еще раз опереться на Эриха Фромма, который противопоставляет в работе «Иметь или быть» две жизненные философии: обладания и бытия. В основе первой, считает он, идеология потребительства, накопление; в основе второй – проживание жизни, благоговение перед ней. В потребительском обществе сегодняшнего дня люди, ориентированные на «быть», встречаются редко, ибо «быть» – значит проявлять интерес к другим, заботиться о них, то есть давать, а не брать. Чтобы «быть», необходимо отказаться от эгоцентризма и нарциссизма, освободить душу от суетности. Возможно ли это в зоне равнодушия, обитатели которой все более осваивают именно эти «ценности»? Ответ очевиден: выбрав путь потребительства и накопления, они уже не умеют понимать жизнь другим способом и вряд ли сумеют когда-нибудь. Но даже избрать путь «быть» – еще не означает следовать им. Однако речь сейчас о тех, кто выбрал – «иметь». Те, кто свои желания легко перекрывает возможностями, живут с чувством самодостаточности в комфорте и роскоши. Те же, которые не могут позволить себе подобного, даже напрягая свой бюджет, живут в состоянии между деморализующей обидой на свою судьбу (читай: на Бога) и озлоблением на всех и вся. Какая уж здесь любовь к ближнему, а тем более стремление «положить душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13)!
Тем не менее эти далеко не родственные души молодых членов общества (а речь идет, прежде всего, о них) схожи в одном: обе категории исповедуют один и тот же жизненно-философский принцип: «красиво жить не запретишь». И в данном случае вовсе нет принципиальной разницы между тем, что одни откровенно живут, а вторые столь же откровенно и страстно хотят жить по этому принципу, ибо идеалы тех и других в конечном счете совпадают. «Бедные, жаждущие денег и потому живущие завистью, так же принадлежат Маммоне, как и богатые» 44, с. 160. Поэтому социально опасны обе категории. Но выходцы из тех, кто не в состоянии желаемое воплотить в действительное, а их подавляющее большинство, в этом аспекте опаснее неправедно разбогатевших. Движимые жгучим соблазном обретения новомодных благ, они в достижении цели могут ступить, и ступают, на безнравственный и даже преступный путь – воровства, убийства, обмана, проституции. Кстати, именно на эти деяния божественный Закон (десять заповедей) налагал табу; именно за эти (и не только!) преступления предписывалась смертная казнь.
С тех пор прошло три с половиной тысячи лет. И что же? Все так же воруют, убивают, лгут, торгуют собственным телом, находясь теперь уже под защитой юридического закона (моратория на смертную казнь), охраняющего преступника от высшей меры наказания за содеянное; в связи с чем размах преступности достиг уровня не потенциальной угрозы, а реального общественного бедствия. Сегодня мы уже не представляем себе и дня без информации о громких масштабных злодеяниях или единичных гнуснейших преступлениях, только ещё обретающих статус «типичных». Например, зверские убийства ветеранов войны с целью завладеть их воинскими наградами. И каждый раз, узнавая подробности новых, леденящих душу преступлений, думаем: «Неужто может быть что-либо еще страшнее, безнравственнее этого?». Оказывается, может! И даже не заставляет себя долго ждать.