-Вы проиграли поместье маркизу Солсбери? – неверяще уточняю, пытаясь совладать с резким приступом охватившей все мое существо дурноты.
-Этот человек не так прост, как хочет казаться, - крепче стиснув в руках набалдашник длинной красивой трости, холодно обронил отчим, - но сомневаться в слове чести, которое он мне дал, мы не имеем оснований. К тому же подобная партия куда выгоднее союза с господином Кендалом, потому как роднит нашу семью с одним из самых уважаемых семейств графства.
Произнесенная фраза со всей очевидностью намекала на неслыханную честь, оказанную потенциальной бесприданнице всесильным внуком старого герцога. Мне же хотелось усесться прямо на изысканный мягкий ковер и разрыдаться. Отныне не только я сама, но и этот дом, станут собственностью человека, отнюдь не обремененного принципами морали и пристойного поведения. Картежник, авантюрист и мот. Маркиз самым ярчайшим образом умудрился подтвердить свою славу. Как раз в таком состоянии меня и застала вошедшая вслед за покинувшим комнату отчимом Фиби.
-Боже мой, Лотти, на тебе просто лица нет? – несколько испуганно поинтересовалась подруга, претворяя за собой дверь, - неужели сэр Солсбери отказался от своих намерений?
-Сэр Солсбери выиграл эту усадьбу и меня самою в очередную карточную партию, - с горечью отзываюсь, обводя потерянным взглядом до боли знакомую обстановку.
Уютная софа, в обивке нежнейшего лимонного оттенка, бархатные стулья с высокими удобными спинками, небольшой письменный столик, по рассеянности забытое нянюшкой вышивание…. Ничто из этого больше не может называться моим. Новый хозяин заведет здесь свои порядки и будет поддерживать тот уклад, к которому привык с детства. Как много мне было известно о несносном маркизе? Увы, ничего, что могло навести на оптимистичные размышления. Единственный наследник эксцентричного скандального семейства. Кажется, наполовину шотландец, как и мой отец. Но этим исчерпывалось все сходство между нами. Избалованный, привыкший к вниманию женщин, много лет проживший вдали от родины. Смутно припомнился дикий скандал, после которого родитель моего нареченного ( к слову сказать, доставивший своей семье бездну разного рода проблем) отбыл в Индию, где и погиб при каких-то темных обстоятельствах. Достаточно только упомянуть, что он умудрился взять с собой малыша, чья мать умерла родами несколькими годами ранее, и в результате ребенок остался один одинешенек в загадочной, полной опасностей стране, без должного воспитания и присмотра. Хотя именно это волновало меня меньше всего. Нежелание следовать общепринятым нормам и правилам, стремление во всем полагаться лишь на собственные суждения скорее могли говорить об уме и особых душевных качествах внука герцога. Если бы не шлейф всевозможных слухов, тянущихся за ним с завидной регулярностью и пристрастие к игре, такое знакомство имело все шансы меня заинтересовать. Увы, все с самого начала пошло не так. К чему пресыщенному светскому аристократу столь странный союз, если не с целью – навязать безмолвной супруге образ жизни, не способный быть принятым дочерью семьи, равной ему по положению и статусу. Из-за пелены слез, расстилающейся перед глазами, я уже не видела ни стоящего посереди гостиной элегантного круглого стола, за которым мы так любили собираться по вечерам, когда еще был жив отец, ни чудесного овального зеркала, по обыкновению, висящего над камином.
-Дорогая, - ладонь Фиби осторожно легла на мое плечо, заставив еще больше сжаться от тоскливой необратимости происшедшего.
-Неужели, ты, правда, не понимаешь? – вздрогнув, шепнула я, - его не будут интересовать мои чувства и желания. Он избавиться от всего, что мне дорого и навсегда запрет в своем мрачном замке. Это будет куда хуже, чем наказание от миссис Марлоу.
-Но ведь сэр Джером никогда не пытался ограничивать свободу леди Фергюсон, - осторожно заметила подруга, предпринимая очередную напрасную попытку – успокоить совсем расшалившиеся эмоции, - несмотря на свою любовь к картам и вину. Чего нельзя сказать, к примеру, о сэре Олдридже, славящимся своими хорошими манерами и пуританскими взглядами на все и вся. Говорят, будто Съюзи почти не показывается в доме родных, а ее мать предполагает самое худшее.