Сейчас Антонина точно знала, что дядька проворовался. Он, в общем-то, был жулик, причем мелкий, но тогда она вместе с тетей Линой считала, что дядьку необоснованно оболгали.
Антонина помнила все перипетии дядькиной карьеры, потому что это неоднократно обсуждалось на кухне во время ужина. Дядька вообще любил поговорить, и были у него только две темы для беседы: его карьера и Тонины глупость и бесхребетность.
Дядька твердил едва ли не каждый день, что Тоня – совершенно бесполезное существо, ничего путного из нее никогда не выйдет, что яблочко от яблони недалеко падает, и так далее. После чего переходил к своей непутевой свояченице, Тониной матери. Тут тоже все было как обычно, дядька никогда не отступал от темы.
Рик пошевелился, отчего Антонина почувствовала, как у нее затекли ноги.
– Ты бы лег на пол, – сказала она, – раздавил меня совсем…
Она легонько спихнула голову пса на коврик и поняла, что он спит. Не открывая глаз, пес стукнул по полу пушистым хвостом. Ого, дела идут, вот уже хвост двигается!
– Умница моя! – Она погладила пса по загривку и снова углубилась в воспоминания.
Мать родила Тоню без мужа. Нагуляла, как говорил дядька, неизвестно от кого. И бросила дочь, когда той было два года. Просто вышла как-то из дома и не вернулась. Сказала сестре, что идет устраиваться на работу, дескать, приличная фирма, расположена удобно и платить будут хорошо. Больше ее никто не видел.
Тетя Лина через положенные три дня заявила в милицию, те нехотя завели дело, а когда узнали, что остался двухлетний ребенок, то только рукой махнули. Пожилой мент так и сказал тете Лине – дескать, дело ясное, бросила сестричка на тебя свою девчонку, а сама удрала легкой жизни искать. Оттого и придумала, что на работу устраивается, чтобы документы с собой взять. А вещи оставила, чтобы ее не заподозрили.
Все это Антонина знала в мельчайших деталях и подробностях, опять-таки потому, что дядька неоднократно орал на кухне, какими только эпитетами не награждая сестру жены. Бросила, мол, свое отродье, корми-пои девку, одевай-обувай, а кто платить станет? И такая она, и сякая, немазаная, сухая… Даже порывался сдать Тоню в детский дом, но тут повадились в квартиру ходить люди из той самой жилконторы, где он раньше работал, дом как раз и находился на ее территории. То ли через милицию, то ли через соседей узнали они, что мать Тони пропала, да и начали к квартире пристально приглядываться. И то сказать – квартира трехкомнатная на Петроградской, потолки – три с половиной метра, комнаты огромные, коридор чуть не с километр длиной…
Тогда еще ни о какой собственности на жилплощадь и слыхом не слыхали, прописано в квартире было четверо, а если меньше станет народу, то можно бы и подселить кого-нибудь… Были тогда такие законы.
Дядька был хоть и небольшого ума, как понимала теперь Антонина, однако себя считал прозорливым и дальновидным человеком, да тут большого ума и не нужно, чтобы сообразить, как уберечь квартиру от подселения. Тоню никуда не стали оформлять, тетя Лина о ней заботилась. Ничего плохого Антонина не могла сказать, голодом ее не морили, в отрепьях она не ходила, игрушки тетя Лина ей покупала, на мороженое давала, никогда грубого слова не сказала, не то чтобы шлепнуть или подзатыльник дать.
Дядька тоже ее не бил, предпочитал словами ранить. Да Тоня и привыкла уже, на слова его внимания не обращала. Вернее, так только казалось, а на самом деле вбил дядька в нее навеки устойчивое убеждение, что ни на что она не годна, а самое главное – никому не нужна. Тетя Лина никогда его не поддерживала, но и Тоню ни в чем не разуверяла, не заступалась за нее. Сколько Антонина себя помнила, никогда тетя Лина мужу не перечила.
«Как скажешь – так и будет», – только и был ответ на все.
А дядька говорил. Даже слишком много. И все успокоиться никак не мог, заставил тетю Лину в розыск на сестру подать – или, кричал, жива она, тогда пускай сама на свою деваху раскошеливается, а если нет ее на свете – то государство должно пенсию платить.
Тоне тогда уж лет шесть было, скоро в школу идти. Те, в милиции, заявление приняли и вызвали как-то тетю Лину на опознание неизвестного трупа молодой женщины, подходящей по описанию на Тонину пропавшую мать. После посещения морга тетя Лина явилась домой бледная, как сама смерть, и вдруг упала в коридоре на пол и затряслась. А потом стала кататься и биться головой о стену. Тоня, выскочившая в коридор, взвыла от страха. Пока дядька брызгал на тетю Лину водой и орал на Тоню, чтобы та заткнулась, в незапертую дверь заглянула соседка и, сориентировавшись в ситуации, вызвала «скорую».