4.1.2.2 ЕЩЕ ОДИН ПРОИГРЫШ
Детектив долгое время сидел в суровом молчании. Гоуи и не требовалось услышать приговор, глубоко в душе он уже знал – на его счету еще один проигрыш. Он играл с дьяволом и вновь Сатана одержал победы над ним. Внутренние бесы ликовали. И, казалось, даже в сердце юноши ничего не ёкнуло. Он не ждал другого исхода.
Джонни Уорлдвик маялся в раздумьях. Пятнадцать суток за хулиганство были лишь цветочками. Самое ужасное – было осознание того, кто вынес этот приговор. Мужчина закусил губу и облокотился спиной об стену позади. Ее холодный мрамор заставил детектива поежиться.
- На сколько все плохо? – безразлично спросил художник. Лишь его пальцы, играющие друг с другом, выдавали легкое волнение и… Страх? Гоуи не мог не признать, этот детский испуг раздражал его.
- Могло быть и хуже, - мистер Уорлдвик выдохнул и принял решение. Молчание – золото. Возможно, так удастся избежать лишних проблем в будущем – подумал детектив. Совесть немного терзала его изнутри, но он соизволил ее игнорировать. Ее голос сейчас был неуместен.
- Когда меня заберут?
- Я сам провожу тебя в твои хоромы на ближайшие пятнадцать суток, юнец.
Уголки Пастера приподнялись, и он встал со скамьи.
- Надеюсь, мне не придется жалеть за это, Гоуи? – в подозрении поднял брови Джонни Уорлдвик, поправляя свой пиджак.
- Актёров в Школе Изящного Мастерства учат тому, что, не побывав в шкуре овцы, они не поймут какого быть волком, детектив, - Пастер лучезарно улыбнулся, но на ангельском его лике мелькнуло гримаса разочарования. – Ну что, в путь? – едко спросил парень, теряя терпение от пристального взора мистера Уорлдвика, который исследовал его вдоль и поперек. Вальяжной походкой он направился в сторону полицейского корпуса, прекрасно помня, куда Роберт Оллфорд заточил его после смерти Мирис.
2.1.2.6
2.1.2.8 НЕНАВИСТЬ СЖИГАЕТ ЧУВСТВА
Лунный свет с трудом пробирался сквозь маленькое пыльное окошко в тесную камеру Гоуи Пастера. Эта глубокая ночь толкала его на более глубокие мысли. Они, словно паразиты роились в его сознании, а яд от них возлежал в металлическом ящике через пару тройку стен от больного. Как бы близко не была Мирис, художник знал, теперь она куда дальше от него, чем когда-либо.
Гоуи сидел на бетонном полу в изножье своей кушетки, согнув колени и свесив с них свои руки. Пальцы юноши никак не могли найти покой. Теплые, они вертели меж подушечек тонкую проволоку разломанной некогда кисти. Железо подавно нагрелось от множества вращений и мягко жгло кожу шатена, но он не обращал на это внимание. Все его мысли были увлечены попытками разгадать тайны Школы Изящного Мастерства. В их стенах он провел добрых три года и это ничтожно малое время оставило больше следов на сердце художника, нежели все его года жизни с семьей. Потеря отца и матери кинула Пастера в новый неизведанный мир, потеря бабушки оставила его на попечении самого себя, но поступление в Школу показало ему жестокую реальность, в которой за все приходится сражаться не на жизнь, а на смерть. Гоуи быстро адаптировался к ней, но душа его, выращенная в любви и ласке семьи, по-прежнему оставалась ранимой. Не каждый мог ее коснуться, но тот, кому удавалось сделать это затрагивал самые уязвимые струны художника. Мирис была одной из тех, кто растопил сердце Пастера несмотря ни на что, и она стала одной из тех, кто так безжалостно, проникнув внутрь мирозданной Гоуи, развела там войну, уничтожив все.
Гоуи злился. Ненависть к покойной возлюбленной сжигала в нем все чувства не только к ней, но и ко всему миру. И Гоуи было страшно, а что, если эта злость сотрет все самое светлое в нем? Или же уже поздно? Вдруг темнота уже давно поселилась не только вокруг Пастера, но и внутри него?
Фонарь вновь заморгал, привлекая внимание заключенного на себя. Спустя минуту тошнотворно желтый свет погас и шатен понял – больше медлить нельзя. Он сжал в кулаке проволоку и взгляд его пронзительный устремился на замок. Осталось лишь одно – принять решение.
2.1.2.8.1(ОСТАТЬСЯ)/2.1.2.8.2(БЕЖАТЬ)
1.10 ВЕРНУТЬСЯ В ПРОШЛОЕ
Полицейский участок никогда не казался Гоуи Пастеру местом, где можно было почувствовать себя в безопасности, но в этот день, придя в миросданную закона, будучи на его стороне, он внезапно заметил, что страх не гложет его. Дружелюбие полицейских заставляло чувствовать уверенность в себе и сомнения в своей невиновности испарялись в воздухе, словно яд, что все это время отравлял существование молодого художника. Он сидел на не очень удобном деревянном стуле, вальяжно облокотившись на стол младшего сержанта. Ровесник Пастера, честный и тихий парень, он откашлялся, чтобы привлечь внимание шатена, но Гоуи, впавший в водоворот мыслей, казалось, не слышал вокруг себя ничего. Полицейский попытался что-то пробубнить себе под нос, указывая на стопку бумаг под локтем художника, но тот даже не дернулся, беспечно уставившись в одну невидимую для других точку. Легкое волнение брало вверх над Пастером. Он чувствовал, что в скором времени ему придется вспороть старые раны и откопать все свои грязные секреты.