4.2.2.2
2.1.2.8.1 ЧИСТАЯ СОВЕСТЬ
Скрип от кушетки и храп бездомного, где-то в дальнем конце коридора, словно хор бездарных музыкантов резал слух Гоуи. Он немедленно вскочил на ноги, поднял сломанную ножку от мольберта и начал истошно колотить ей по решетке. Ужасный звук наполнил все подземелье Судебного Бюро, и лился из под рук художника до тех пор пока не спустилась охрана.
- Эй, Пастер! Ради Бога прекрати! – крикнул полицейский. Его огромная физиономию появилась перед изолятором шатена. Он таинственно склонился и зашептал юноше. – Брось, парень, я ставил на то, что ты продержишься дольше…
- А выигрыш напополам? – раздался голос детектива Уорлдвика позади охранника. Последний подпрыгнул от испуга, и заикаясь в объяснениях, бросился прочь из тюремных блоков. Гоуи не смог сдержать улыбку. Он вальяжно отбросил брусок в дальний угол своих тесных хором и прижался лбом к прутьям, всматриваясь в фигуру наставника. Поникший и бледный, с синяками под глазами, Джонни Уорлдвик совсем не походил на себя.
- Вы похудели, детектив, - заметил Пастер, не отводя взора от мужчины. Тот лишь махнул рукой, проводя ею по своим черным волосам.
- Бывало и хуже, Гоуи, - тихо ответил мистер Уорлдвик, опираясь плечом о стену в усталости.
- Но вы не станете отрицать, что бывало и лучше, - парировал художник, ладонями крепко сжимая решетку. Детектив усмехнулся, наблюдая за беззаботностью своего подопечного. Стойкость того не могли сломить ни тюрьма, ни смертельные раны.
- Что за серенаду ты здесь устроил, юнец? – спросил брюнет, оглядывая помещение.
- Всегда мечтал стать рок-звездой, - пожал плечами Гоуи, вызывая усмешку на лице своего собеседника.
- Восьмые сутки, парень, - после долгой паузы проговорил детектив. Голос его хриплый был полон печали. И этот отзвук беспредельной тоски был несвойственен вечно оптимистичному Джонни Уорлдвику и напрягал Пастера. – Потерпи немного.
Шатен покачал головой и опустился на корточки, прижавшись затылком к холодным бетонным стенам. Тишина медленно обволакивала каждого присутствующего в подземелье Судебного Бюро в свой омут, и лишь дыхание мужчин трепетно навевало дрожь.
- Когда я думаю о том, что она лежит за стеной, у меня все внутри переворачивается, мистер Уорлдвик, - прошептал Гоуи, сглатывая ком в горле. Говорить о Мирис для него всегда было невыносимо больно. Что при жизни, что при смерти – она была тем самым гвоздем, забитым в сердце Пастера и не дающем ему покоя. Вечно кровоточащие раны – Гоуи захлебывался в собственной крови, тонул, но при это оставался живым.
Детектив тяжело вздохнул, не смея отвести взора от своего подопечного. Всю его боль он пропускал через себя. Старший набрался решимости и откашлялся.
- Вообще-то, - начал Джонни Уорлдвик, но после замялся. Его смятение немедленно привлекло внимание художника, заставив каждую мышцу того напрячься. – Ее уже нет за стеной, Гоуи. И в этом здании ее тоже нет.
Молодой человек от слов старшего, словно онемел. Казалось, пространство дало разлом, оставляя в суровой реальности лишь фразу, брошенную брюнетом и Пастера.
- Всмысле… нет? – юноша склонил голову в недопонимании. Тяжелое осознание происходящего не могло пробиться сквозь его надежную оборону. Его уста чуть расплылись в улыбке, готовые в любой момент разразиться смехом от шутки наставника. Но с каждой прошедшей секундой, уголки губ парня начинали нервно дергаться в недоверии.
Детектив сжал губы и потупил взор, понимая какой урон нанесет его новость Гоуи, но тянуть больше он не мог.
- Гоуи, - сдержанно произнес мужчина, пытаясь сохранять хладнокровие, - семья забрала ее для захоронения. Прошло более двух недель. Они не могли ждать больше.
Ангельский лик Пастера сменился гримасой растерянности и разочарования. Его густые темные брови нахмурились и сошлись воедино, между ними пролегла морщинка. Шатен закачал головой из стороны в сторону, пальцами впиваясь себе в волосы и изредка усмехаясь в истерике. Легкие болезненно ломили в нехватке кислорода. Гоуи судорожно ловил ртом воздух, но с каждой прошедшей минутой ему все более казалось, будто к его ноге привязан булыжник, который тянет его на дно. Он захлебывался в океане боли и задыхался на яву.