- Я… я не могу, Лив… - прохрипел юноша, крепко сжимая веки. - Она…
- Смотрит на нас сверху? – с иронией произнесла девушка, указав тоненьким пальчиков на потолок. Еле заметная усмешка пронзила ее нежные уста, но Гоуи прочитал разочарование на ее кукольном лице.
- Если бы, - печально произнес Гоуи, отстраняясь. – Она смотрит на нас прямо из моей груди. Она никогда и никому не уступит место в моем сердце, Лив.
Слова юноши прошлись по художнице, словно острие клинка по уязвимому телу. Она застыла на месте, не в силах что-либо проговорить. Даже после смерти, Мирис всегда оставалась рядом с ними, между ними. Оливия поджала свои бледные тонкие губы и сглотнула, пытаясь не выдать дрожь, медленно охватывающую каждую клеточку ее плоти. Гоуи отвернулся и вцепился пальцами в свою голову, сжимая клочьями волосы, пытаясь понять, что ему делать теперь, как быть дальше.
- И что ты теперь хочешь делать, Гоуи? – будто читая мысли, спросила блондинка. От ее внеземного голоса все тело юноши напряглось. Он лишь раз в своей жизни слышал этот мертвый тон из ее уст – когда их только познакомил Рэй, когда он для нее был совсем чужим.
- Мне нужно вернуться… - начал было Пастер, оборачиваясь в сторону Оливии. Он увидел ее расплывшуюся тонкую фигуру, а потом почувствовал неистовую боль в левом виске. Тяжелый удар прошелся по его голове, и он повалился навзничь возле ног слепой. Шум от падения мужского тела заставил Оливию затаить дыхание. Гоуи поморщился от рези, охватившей все его бренное тело. Он нахмурился, оглушенный гулом, звенящим в его голове. Смутно осознавая происходящее, он попытался подняться с пола, но темнота настигла его.
Пустота окружила Гоуи Пастера, и он почувствовал, как нити, связующие его с жизнью, оборвались.
«Я иду, Мирис…»
0.3 ( выход - 7 июня)
8.2.3 ОСКОЛКИ МОЕГО СЕРДЦА
Лунная дорожка освещала фасад Школы Изящного мастерства. Бежевые резные стены, узоры на них, величественные статуи богов и чудовищ – все во мраке ночи под звездами, казалось, имело место быть живым. Гоуи зачарованно обводил взглядом здание и в его памяти копошилось множество воспоминаний.
- Все то, что ты не можешь описать словами, ты можешь выплеснуть на бумагу, милый, - причитала мама, даря маленькому мальчику первые краски и кисти. Отец Пастера считал, что его сыну лучше заниматься спортом или борьбой, но никогда не высказывался против рисования.
«Увидь он сейчас гонорары за мои картины, он бы наверняка стал сам их писать,» - усмехнулся про себя шатен, делая шаг навстречу к массивным дверям Школы. Первый раз когда он предстал перед учебным заведением ему тоже было трудно переступить его порог, будто невидимый барьер отделял художника от всего того, что таилось в его стенах. Может быть уже тогда предчувствие давало знать, что вся эта прекрасная сказка имеет не самый сказочный конец?
Гоуи поборол себя и свое внутреннее «я». Он прошел в обитель искусства и медленно побрел по до боли знакомым лабиринтам коридоров в то сокровенное место, куда так просилась его душа. В темноте, идя только по памяти, художник переносился в те времена, когда крался в спальню к Мирис после отбоя, чтобы быть незамеченным. Она не хотела афишировать их отношения, но рано или поздно все тайное становиться явным. Рано или поздно чувства нельзя будет просто скрыть или запереть – они всегда стремятся на волю.
Он остановился возле ее комнаты и облокотился лбом о ее дверь. Как в старые добрые времена, прошептал:
- C'est moi Miris, ton Roméo (Это я Мирис, твой Ромео). Veux-tu me laisser entrer? (Впустишь меня?)
Она всегда по обыкновению отвечала Гоуи одной единственной фразой:
- Directement dans le coeur (В самое сердце).
Но в этот раз ответа не послышалось. Лишь мертвая тишина окружала юношу, не давая и намека на присутствие той, о ком он так мечтал. Художник тяжело вздохнул и зажмурил глаза. В горле стоял ком. Он с трудом пересилил себя и вновь выпрямился. Он достал из под сломанного уголка плинтуса ключ от спальни и хотел уже было открыть им дверь, но та поддалась вперед, со скрипом отворяясь. Гоуи затаил дыхание. Казалось, душа опустилась в самые пятки от страха и волнения.