Девушка зачарованно слушала исповедь Пастера, не веря своим ушам. Она сомкнула губы, распахнутые от удивления и кончиками пальцев прикоснулась к лежащему украшению. Она не могла не признать, ювелирное изделие было прекрасно.
- Я не верю тебе, - проговорила шатенка, отстраняясь. – На ней не находили никакого кольца. Я не верю тебе, Гоуи.
- Не находили, потому что я успел его снять. Это твое право, Аврил, но мне незачем врать. Я люблю ее и всегда любил…
- Ты это только что выдумал! Чего ты добиваешься?! – прелестное лицо женщины вновь исказилось в истерическом припадке. Она прикрыла его ладонями, пытаясь побороть боль в сердце от потери сестры. – Никто не знал об этом. Это просто очередная твоя уловка, Гоуи.
- Она не хотела никому говорить, Аврил. Мы купили квартиру на берегу в Марселе…
- Она мечтала о собственном доме!
- Двухуровневую. На дом возле моря в Марселе нам не хватало. Мы остановились на двухэтажной квартире.
Гоуи почувствовал, как его сердце кольнуло. Он вздохнул и продолжил:
- Ты можешь мне не верить, Аврил, но я хочу, чтобы кольцо осталось у тебя. У меня нет сил… Нет сил видеть его вновь и вновь. Тебе светлая память о самом прекрасном дне в ее жизни, а мне лишь воспоминание о том, что я не смог ее уберечь. Оставь его у себя, - с горечью проговорил шатен, пододвигая украшение к девушке. Та лишь смотрела на ювелирное изделие так, словно оно было чем-то нереальным. Даже будь оно сделано из пластмассы, оно являлось самым ценным во всем мире. – Я пришлю тебе адрес. Если вдруг захотите с детьми отдохнуть в Марселе, незачем тратиться на отели. Хочу, чтобы вы знали, что у вас там всегда есть уголок.
Пастер тяжело вздохнул и было собирался уйти, но нежная ладонь женщины сомкнулась на его запястья и заставила его вновь опуститься на свое место.
- Мирис была… слишком специфична. Мы никогда с ней не ладили. Разница в возрасте, разные взгляды на жизнь, предпочтения… Я бы ссорилась с ней чаще, чем ты, если бы нас не разделяло расстояние. Отец всегда упрекал нас за то, что мы не можем найти общий язык. А теперь уже поздно…
Официант принес фужеры красного полусладкого. Аврил недолго думая, осушила один, пытаясь залить свое горе. Она была бледна, словно фарфоровая кукла. Гоуи заметил, как истончались ее руки, исхудало ее вытянутое лицо. Ее ладони дрожали. Она поставила фужер со звоном на стол и было принялась за второй, но художник заговорил:
- Она уважала тебя, Аврил. Пыталась переплюнуть, - улыбнулся юноша, забирая бокал из рук сестры погибшей. – И всегда говорила, что я тебе не нравлюсь, потому что ты привыкла, что все симпатичные парни достаются тебе.
Аврил прослезилась и засмеялась. Ее ласковый заливной смех наполнил улицу и летнее кафе.
- Ты находил с ней общий язык, а я – родная ее сестра – сделать это не могла, - тихо произнесла женщина, заправляя каштановую прядь за ухо. Она долгое время молчала, разглядывая Пастера, словно не верила, что из безмятежный разговор происходит на яву, а после добавила: - Прилетай к нам после выпуска. Отец будет рад устроить торжество. Ты нам не чужой, Гоуи.
Гоуи опустил взгляд своих глубоких глаз и почувствовал, как внутри за ребрами сердце делает кульбит. Уголки его губ приподнялись, и он кивнул, наблюдая за Аврил Решэн.
«Ты нам не чужой, Гоуи…»
Юноша никогда не задумывался о том, что пара слов могут так много значить для него.
4.1.2.1.4
4.2.2.3 ВСЕ ВАШИ ГРЯЗНЫЕ СЕКРЕТЫ
Гоуи коснулся кончиками пальцев холодной металлической ручки железной двери, и та со скрипом отворилась. Харви вздрогнул и попятился назад на стуле, увидев Пастера в дверном проеме.
- Тебя не должно быть здесь, - из груди чернокожего вырвался отчаянный стон. Глаза его – темный шоколад – округлились под видом давнего врага. Раньше Мирис держала своего пса под контролем, но сейчас, когда ее нет, ничто не могло сдержать его гнев. И ничто теперь не могло спасти Блэка от Гоуи.
- Однако, я здесь, - пожал плечами шатен, аккуратно затворяя за собой дверь и беззаботной походкой проходя вперед. Он облокотился своими грубыми ладонями о стул, а после сел напротив Харви. Тот трясся, словно увидел призрака. Хотя единственный во всем полицейском участке, кто мог видеть умерших – был сам Гоуи. Он было хотел начать говорить, но в горле встал ком, и он увидел позади чернокожего юноши Мирис. Ее каштановые волосы волнами ниспадали на грудь, что была приподнята черным маленьким корсетом, одетым поверх белоснежной рубашки. Рубашки художника. Умершая провела своей тоненькой кистью по краю стула Блэка, приковывая все внимание Пастера к себе, и улыбнулась, так, словно играла с ним.