- С детективом Джонни Уорлдвиком, - хмуро произнес мужчина. - Я по делу Мирис Решэн.
2.1.2.2
1.4 В МЫСЛЯХ
- Мы снова в тупике, - подавляя ярость и истерику, прошипел Гоуи сквозь стиснутые зубы. Он расположился на ступенях Школы Изящного Мастерства и прятал свое лицо в домиком сложенных ладонях. Утрата, будто паразит, питалась его ранимой душой, ковыряясь во всех гнусных и потаённых мыслях Пастера.
- Прекрати, парень, - в попытках приободрить и поставить юношу на ноги, проговорил мистер Уорлдвик. Любопытные взгляды мимо проходящих давили на него и нагнетали. - Вставай.
Но Гоуи Пастер не поддавался. Он вкладывал всю силу в то, чтобы остаться на месте, потому что подозревал: расслабь он хватку и ярость в мгновение завладеет им. Мистер Уорлдвик огляделся, и поняв всю безысходность ситуации, спокойно присел рядом с парнем. Его массивная ладонь грузно приземлилась на плечо Пастера, но тот сделал вид, что не заметил дружеских похлопываний.
- Возьми себя в руки, Гоуи, - начал было детектив, но его подопечный небрежно смахнул его руку со своей спины, и резко бросил:
- Прекратите, мистер Уорлдвик! Прекратите! Хватит нравоучений! С самой первой встречи вы только и делаете, что учите меня! Займитесь лучше делом! Вы как никак детектив!
Мужчина наделил юнца грубым взглядом своих синих глаз.
- Это и есть мое дело, Гоуи, - обиженно, но серьезно проговорил Джонни Уорлдвик, - сделать все что в моих силах, чтобы спасти тебя от тюрьмы. Но без тебя самого у меня ничего не выйдет. Соберись и будь мужчиной.
Пастер оскалился на заявление мужчины. Его задели за живое. Заставили почувствовать себя слабым и немолчным, неспособным ни на что иное, кроме как разводить сопли и слюни. Знал ли тот, прежде чем бросаться словами, что за бури и штормы бушевали на душе Гоуи?! Наверняка знал. Но знал ли Гоуи про его знание, вряд ли.
- И что вы предлагаете, детектив? Сеанс у психолога?! - взъярённый голос Гоуи сорвался на крик, вены на руках вздулись в гневе, ногти впились в ладони, а кулаки еле удерживались от схватки. Злость, что кипела внутри порывалась наружу, а нервы, что были уже на пределе, давали слабину. Трещина разрасталась, а былые раны на сердце скидывали с себя наспех заклеенный пластырь.
- Или может быть нам стоит пройтись по каждому, обыскать всех?! - восклицания шатена громогласным эхом пронзали глушь улицы. Его глаза и руки неустанно указывали на любого проходящего, что посмел таращиться на бурное представление Гоуи Пастера. Свирепость, с которой он метался на месте заставляла дрожь пробежаться по коже.
- Гоуи, хватит! Успокойся! - на этот раз с места подскочил мистер Уорлдвик и попытался унять пылкость юноши, но тот лишь с лихвой прерывал все знаки благоразумия и помощи. - Если нужно, мы пройдемся по каждому! Обыщем каждого! - воскликнул Джонни Уорлдвик впервые повысив голос. Это впечатлило Пастера, заставило его на время унять свирепость, утихомирить сердце. Он виновато опустил взор стеклянных глаз себе под ноги и сглотнул, сделал элегантный и невесомый жест рукой, и произнес:
- Нам следует отдохнуть, детектив, - голос его необычайно тихий еле донёсся до слуха мистера Уорлдвика. Последний понял, что ему удалось привести своего подопечного в чувства, и кивнул:
- Да, это хорошая идея, парень.
И Гоуи, не смея заглянуть в глаза мужчины, помотал головой и быстрым шагом направился в свою спальню, пытаясь скрыть от окружающих свой затуманенный разум.
Мистер Уорлдвик остался на месте, провожая взглядом своего буйного и до боли несчастного клиента.
1.5
2.1.1.2 ПОВЕДАЯ МНЕ ПРАВДУ
«Оливии. Он отдал последнее Оливии,» - негодующие мысли промелькали в голове Гоуи Пастера, пока он томно свирепыми шагами направлялся к мастерской девушки по темным коридорам Школы Изящного Мастерства. Он застиг ее на месте, и прежде, чем войти, помедлил, наблюдая через щель приоткрытой двери. Оливия величественно восседала на своем рабочем столе, а перед ней, на другом таком же столе красовалась ее глиняная копия. От пояса она возвышалась по элегантной талии к обнаженной груди, а потом по изящной шее к безликому лицу, и заканчивалась на кончиках пальцев из-за высоко и грациозно в невесомости поднятых рук. Своевольная и тонкая, молчаливая скульптура навевала восторг и отождествление. Уголки губ юноши печально приподнялись в подобии улыбки, взывая к хрупкой меланхолии смирно витавшей в округе. Он помнил, что ни он один лишился близкого человека, и эта мысль заставила смягчиться его каменное сердце. Невесомыми шагами, гулко отдававшимися эхом в стенах мастерской, Гоуи медленно направился к своей знакомой. Слепая от рождения, Оливия Ньюман обладала даром, что затмевал ее пустые серые глаза. Глина была продолжением ее хрупких рук, что оттенялась фиолетово-синим на ее бледной коже. Словно фарфоровая кукла не из мира сего, она тоненькими длинными пальцами смаковала в воде белую глину и налепливала аккуратно, будто видящая, на свое творение, в попытках оживить неоживимое. Ее далёкий невидящий взгляд был устремлён вперёд, но это не мешало ей. Ощущения были ее зрением. Прикосновения и воображение были ее вторыми глазами. Оливия Ньюман видела подушечками своих пальцев. И видела куда лучше, чем любой видящий. Такая смиренная, теплокровная, не общительная, она говорила все своими скульптурами. Слова ее были отчётливо видимы и наводили некие страх, дрожь, холод. Светло-русые прямые локоны до груди отдавали серостью будних дней. А миниатюрность твердила лишь об одном, о том, что страху имелась причина. Словно призрак, она была не заметна ученикам Школы Изящного Мастерства, но творения ее имели свой очерк на сердцах тысяч видящих их. Скромность и ранимость, чуткость и добродушие - на поляне, усеянной красными розами, она была белесо-розовой.