— А что с матерью?
— Срыв. Нервный. И синяки.
— Могло быть хуже, — успокоила я.
Через пару дней.
На переменке какая-то малолетняя тварь устроила дымовуху. Неужели и мы в первых классах были такими придурками? Мальчишек тут же пробило на ностальгию.
— А ты помнишь, как мы училке тапки приклеили?
— А я бомбочки на физре кидал!
— А как мы все под парты залезли и мычали…
— Вот идиоты!
Действительно — идиоты.
— А когда мы с Юриком в ваш класс перешли, вы в столовке в нас коржиками молочными кидались, — вдруг вспомнил Денис.
Все молчат. Стыдно, однако, хотя меня там не было.
— А в кого попали? — спрашиваю я.
— В него. Смешно? Я выше на голову, а попали в него.
Юрик злобно молчит, делая безразличное лицо. Он все прекрасно помнит. Он вообще злопамятный.
— Ну а вы что? Трудно было тоже кинуть?
— Трудно. Коржики сначала купить нужно, а вы удрали сразу…
Это уже не детские шалости. Это — жлобство. С нашей стороны. Нам немного стыдно.
Среди моих «подвигов» — пение непотребных песен во время демонстрации в честь Дня города. И сочинение про короля Лира. Которого я обозвала жадиной-говядиной, потому что он захотел приготовить яичницу, не разбив яиц. Ну, вы сами посудите — здорово мужик придумал. Я типа, отдаю вам, доченьки, по куску королевства, но буду ползать к вам в гости и проверять, как вы им руководите. Получается, вроде оно как было его, так и осталось. Это как мамина родственница. Сначала подарит, а потом постоянно спрашивает:
— А где та картиночка, которую я вам в тот раз подарила?
Или:
— А вы что МОЕЙ кофеваркой не пользуетесь?
Хотя это я зря. Тетка просто с придурью, а король Лир — намного серьезнее. Эгоист он и жулик, я вам точно говорю. Кроме учительницы по литре, никто полета моей мысли не заценил. Да и она посоветовала больше таких сочинений не писать и свободными темами не баловаться. Лучше брать проверенные темы. Там, где надо побольше цитат выучить и пару-тройку чужих авторитетных мнений. И ни в коем случае — ни одной собственной мысли.
— Кто ты такая, чтобы судить о великих произведениях?
— Я — читатель.
— Вот и молчи в тряпочку…
Получается, я ничего выдающегося не сотворила. А пора бы. А то школа закончится, и я ничего не успею.
— Давайте Черепашку-слизня доведем, а?
— И чем она тебя так задолбала?
Никто в классе не понимает моей упертой ненависти к Черепашке. Она никогда не вступает в откровенную конфронтацию. Вежливая. Ханжа. Пытается своими намеками показать, какие мы все недоумки. В ее ведении — наше поступление в институт. Она поддерживает какие-то тайные связи школы с подготовительными курсами и еще что-то там важное мутит.
— Если вы сейчас не получите нужных знаний — опозорите нас перед Университетом.
Черепашке нравится это слово «Университет». А мои предки говорят — в городе только один настоящий универ, со стародавних времен.
— Вопрос можно?
— Спрашивай. — На меня смотрят неодобрительно, но с кривой, всепонимающей улыбочкой.
— А почему все, кто поступили, говорят, что на первом курсе им сказали: «Забудьте все, чему вас учили в школе»? И целый год знания до нужного уровня подтягивают. И еще — что вы нас разучили самостоятельно думать…
— Кто ИМЕННО сказал тебе такую чушь?
По ее голосу сразу ясно, что признаваться никак нельзя. Найдет и обезвредит.
— Не скажу.
— У тебя с фантазией все в порядке. Тебе бы книжки писать.
Она оглядывает класс, уверенная в поддержке. И точно — раздаются три четких смешка. Можно даже не оглядываться — и так ясно, кто хихикает. Любимчики хреновы.
— Вы просто не понимаете, какие усилия прилагает школа, чтобы вы смогли поступить…
Маразм полнейший. Получается, мы изо всех сил сопротивляемся грядущему счастью. Как Иванушки в печке Бабы-яги. Уперлись ручками-ножками — и ни в какую.
Но мне с Черепашкой бороться не с руки. Она меня сожрет и косточки выплюнет. Когда нас возили табуном в институт, Черепашка разыгралась на публике. Обзывала нас тупыми уродами. Говорила, что мы быдло и вести себя не умеем. А все потому, что потеряла пару учеников по дороге. Они потом нашлись, конечно, но досталось нам по полной программе. На нас все, кто был в аудитории, смотрели с сочувствием, а она разорялась… гнида она. И мы тоже хороши — ей до сих пор никто не сказал, что обзываться нельзя.
— Она власть свою чует. Пока не поступим — терпеть надо.
— У меня терпелка не выросла.
Моя злость оправданна. Я не хочу в этот институт, а решиться выбрать другой — кишка тонка. Нас так запугали этим гребаным поступлением. Точнее — непоступлением. И еще — моим предкам не оплатить учебу, если я провалюсь. Да я и просить не буду. На фиг. Лучше работать пойду, а потом — на вечернее. Мне в армию не надо, я не мальчик.