В это время, девятиклассник Миша Ярмалюк, с псевдонимом Ворона, указал мне на вошедшего в спортзал подростка в потертом рыжем вельветовом костюме:
- Попробуйте и с ним, Евгений Николаевич! - тут же крикнул пареньку. - Колюха! С Евгением Николаевичем будешь боксировать?
Паренек пожал плечами. Я всмотрелся. Ниже среднего роста, ходит не спеша, вразвалку. Колюха казался очень медлительным. По всем позициям он проигрывал уже боксировашим со мной Мишке Ярмалюку и Толе Скорцеско. Даже внешне парень был больше похож на тугодума. Пшеничного цвета гладкие волосы, голубые глаза и полные губы выдавали в нем миролюбие, добряка по натуре. Боксировать со мной он явно не стремился.
Наконец Колюха сдался. Одел перчатки, сам зашнуровал. Натянули и завязали шнурки ему наши секунданты. Мы стали боксировать. Я спешил. Надеялся нанести пару эффектных ударов и закончить поединок. Я старался ударить Колюху прямо, справа, слева, в подбородок. А Колюха медленно двигался по спортзалу. Мои удары не достигали цели. Правда, пару ударов в грудь он пропустил. Это придало мне уверенности.
Я пошел в наступление. Но на пути моих кулаков неизменно и медленно возникали перчатки Колюхи. Я стал горячиться. Стал больше делать обманных движений, отходил, потом снова внезапно бросался вперед. Я решил взять Колюху измором.
Бросившись в очередную атаку, я ничего не успел сообразить. Я даже не почувствовал удара. Очнулся я на полу. Я лежал, как лежат, перевернутые на спину, тараканы, двигающие одновременно всеми конечностями. В голове шумело. Спортзал, вместе со всеми в нем находившимися, плавал. Попытавшись встать, я понял, что это мне сделать будет нелегко. Подошел Колюха, уже без перчаток. Наклонившись, протянул мне руку. Помог встать. Меня шатало, как пьяного. Я сел на скамейку у стены. Постепенно возвращались обычные звуки.
Ребята смотрели на меня, если не весело, то с интересом. Посидев, поднялся и пошел к себе. Позже я узнал, что Колюха, занимаясь то ли в ремесленном училище, то ли в училище механизации был чемпионом училища в своей весовой категории.
Боксировать в моей жизни я больше не желал.
Первые выборы
Случилось так, что достигнув восемнадцатилетия, первые свои выборы в Верховный Совет Союза ССР я встретил в Мошанах. За несколько недель до выборов Иван Федорович на собрании педагогического совета утвердил список агитаторов. В этом списке оказалась и моя фамилия. Пробежав список взглядом, я отметил, что в агитаторы попали все молодые и в основном не местные.
Когда Иван Федорович распределил агитаторов по участкам, начались недовольства. Дело в том, что в селе было несколько десятков семей, десятилетиями не принимавших участие в выборном процессе. Особенно агитаторы отбрыкивались от нескольких фамилий. Иван Федорович примирительно сказал:
- Уговорили. Вот эти три семьи мы попросим, чтобы агитировал Евгений Николаевич. Он молодой, энергичный, грамотный. Сумеет уговорить.
Тогда я тоже был уверен. Мне вообще было непонятно, зачем люди отказываются ходить на выборы и не хотят голосовать. Для меня с самого детства выборы в селе всегда были праздником. Перед выборами сельчане с интересом читали газеты, где писали, на сколько дешевле будет стоить хлеб, водка, селедка, рыбные консервы и еще много чего. В день выборов целый день на бульваре играл духовой оркестр.
Сельский магазин был открыт с утра до поздней ночи. Водку разрешали продавать на стопки. А бывало, в село из сельпо выезжал буфет. Там колбаса, копчения, конфеты ... И еще ... Я не помню, чтобы кого-то, чьи портреты за добрый месяц до праздника висели в селе на видных местах, не выбрали. Так какой смысл не ходить на выборы или голосовать против, если все равно выберут. Только портить себе и другим настроение?
Иван Федорович продолжал:
- С обходами не затягивайте. Рассчитайте так, чтобы к некоторым успели сходить два, а то и три раза. Берите с собой агитматериалы. Оставляйте хозяевам. По вашим следам могут для проверки приехать из района, а то и из Кишинева. Увидят в доме плакаты, значит вы уже были. А то еще и спросят:
- Оставляли ли агитаторы вам портреты и плакаты?
Шли дни, недели ... Я всю жизнь оттягиваю подготовку к событиям, в которых я принимал участие. У меня всегда приходит осознание момента, что дальше затягивать нельзя. А тут еще потеплело. Оттаяла замерзшая земля. То слякоть, и тогда грязная струя взлетает из-под сапог до самого носа, то вязкая топь, когда сапоги грозят остаться в клейкой грязи. Но делать нечего, надо идти. Хотя, какой проверяющий приедет по бездорожью? А вдруг местные захотят проверить? Нельзя подводить Ивана Федоровича!
В двух первых домах меня встретили юркие с бегающими глазами, сухонькие старушки. Как сестры! Не пустив дальше порога, проворно вставали на пути.
- Знаем, знаем! Прийдэмо! А як же?
В третьей небольшой хатенке дверь мне открыл высокий худощавый и жилистый старик. Судя по тому, как он проворно подбросил свое тело и уселся на лежанку, оставлял о себе впечатление могучего, не утратившего силу, мужика.
Я разулся. Видимо это понравилось старику, так как он уже с интересом смотрел в мою сторону. Положив агитматериалы на стол, я стал объяснять цель моего визита. Старик не дослушал:
- Убери со стола бумаги. Не погань мени стил! А на выборы я не ходил ни разу и не пойду.
- Почему? Это долг каждого человека, отдать голос ... - начал я с шаблонного обращения к избирателям.
- Ты еще бы сказал советского человека. Я советским никогда не был и не буду.
- Но ведь вы живете в обществе, где есть конституция ... - я оказался в затруднении.
- У меня один закон - бог! И его я чту! Ты еще молодой! Говоришь, что тебе говорят. Эта власть не от бога!
- А в библии написано, что любая власть от бога. - повторил я, где-то прочитанное или услышанное.
- То заблудшая религия так говорит! Эта власть от сатаны! Придет час, придет Армагеддон. Очистит он землю от сатаны!
Я понял, что попал к иеговисту. Все правильно! Вон, на подоконнике тоненькая брошюра "Башня стражи". Я понял, что мне лучше уйти. Не перековать мне его!
Но уже старик меня не отпускал:
- Я уже старый. Но ты еще будешь жить, когда эта власть рассыпется, как песок. И следа не останется. Огнем все выпалят!
Я поднялся с табуретки. Решился на последний, на мой взгляд, довод:
- Так как мне записать? Что пойдете или не пойдете?
- Пиши, что хочешь! Только грязнее бумага будет! И не используешь.
- До свидания!
Я вышел. На душе было муторно. Как будто объелся чего-то непотребного. Одновременно я чувствовал: старик посеял во мне какую-то мутную ядовитую горечь, которая скоро не пройдет. Если пройдет вообще.
На второй день я доложил Ивану Федоровичу о проделанной работе. Он усмехнулся:
- Никто из них не придет на выборы. Я их уже изучил. Сам ходил не раз агитировать. Ладно! Иди, Петр Кириллович тебя искал ...
Голос Америки
В ноябре мы с директором привезли из Кишинева комплекты наглядных пособий по всем предметам, химические реактивы, двухцилиндровый бензиновый мотор с электродинамой, радиоузел, состоящий из вседиапазонного радиоприемника "Казахстан" и мощного усилителя. Радиоузел с проигрывателем, приемник, магнитофон и щит управления я смонтировал у себя в кабинете, чтобы не отрываясь, я мог подключить к сети любой класс. Это было особенно удобно для учителей иностранного языка и пения.
С появлением вседиапазонного радиоприемника я и мой кабинет стали намного востребованнее у мужской части педагогического коллектива. Ко мне, чаще по вечерам приходили послушать передачи "Голоса Америки" и "Свободы". Особое пристрастие к "Голосу" питал учитель истории Емил Петрович Гыцу. Они с Петром Кирилловичем часто засиживались у меня допоздна, слушая и обсуждая сообщения "Голосов".