Иван Иванович повернулся ко мне:
- Женя! А с какой стати твои документы у Павла?
Я рассказал о событиях почти месячной давности.
- Женя! Хороший ты парень, но баламут! Какое отношение имеет Павло к тебе, как призывнику? Ты не подумал? Спросить надо было старших! Зачем отдал документы?
- Если призывник находится на территории одного военкомата, то, скорее всего, при временном переходе в другое село никакого снятия и постановки на учет не требуется. Вот, если бы ты уехал в Дрокиевский или Рышканский район. - Сказал, молчавший до сих пор Емил Петрович.
- Нет! Хлопцы! Тут совсем другое дело. Павло с Парфением хотят хороший магарыч. И Женя у них не единственный. У них все поставлено. В Атаках в военкомате есть такой Зиновий. Выпивоха, каких свет не видел. Перед уборочной Павло дает Зиновию фамилии лучших механизаторов. Тот выписывает повестки на переподготовку на месяц или два. Павло возвращается в Мошаны с повестками и дает их механизаторам. Кому хочется в армию во время уборочной? Самое время заработать! Никто не хочет. Бежит механизатор к бригадиру, потом вместе бегут к Житарю, Владимиру Степановичу. Вызывает Житарь Павла:
- Надо уладить!
Председатель Житарь за пару механизаторов во время уборки и кабанчика зарежет, не то, что бутылку водки откроет. Пьют, едят, и домой мясо увозят. Скорее всего, так у них в каждом колхозе. Вот и тебя решили на магарыч развести. Нагло забери документы и не думай. Ты какого месяца рождения?
- Девятнадцатого августа. И в августе у меня вступительные экзамены.
- Тем более! Тебе еще нет девятнадцати. Твой призыв осенний.
- Иди, забери документы. - сказал Иван Иванович и, вздохнув, добавил. - Эх, люди-людишки!
- Если что, пообещай им, что пойдешь в прокуратуру. - напоследок сказал мне Емил Петрович, закончивший три курса юридического факультета.
В моей груди поднялась горячая волна негодования. Я по характеру с детства уступчивый. Но, когда я понимаю, что из меня лепят "лопуха", я, бывает, становлюсь неуправляемым.
Мы вышли. Я поднимался по шоссе вверх, к сельсовету. Гнев распирал мою грудь. Мне не хватало воздуха. Постепенно мой гнев стихал. Оставалось только чувство омерзения. После общения со старшими и более опытными Иваном Ивановичем и Емилом Петровичем я почувствовал себя сильнее.
- Надо взять себя в руки! Лисник и Парфений старые, опытные... Кто знает, что у них в запасе. Я всего не знаю.
Войдя, я вежливо поздоровался. В кабинете были Парфений Бакалым и Павло Лисник. Одногодки, друзья, одновременно призванные на фронт в сорок четвертом и собутыльники. Ответив мне, они не предложили мне сесть, хотя стульев было порядочно. Краем глаза я увидел на столе несколько пар документов. Приписные свидетельства были вложены в паспорта. Ближе ко мне, с краю, был мой паспорт. Я узнал по обложке. Вспомнились слова Порядина:
- Женя у них не единственный.
Гнев мой куда-то испарился. Мне стало чуть весело. По натуре я азартный. Сейчас я почувствовал себя увереннее. По крайней мере, благодаря Ивану Ивановичу и Емилу, я играл с открытыми глазами. Но мои партнеры по ту сторону стола видели во мне запуганного простоланчика.
Я не стал говорить о том, что мне весной мне не будет девятнадцати. Я решил играть по их правилам:
- Мне хотелось в августе попробовать поступить в институт. Может как-то можно договориться? Дать мне шанс. А вдруг поступлю?
По тому, как Павло самодовольно откинулся на спинку стула, я понял:
- Клюнуло! Иван Иванович был прав!
- Договориться... - почти жалобно пробормотал я, приближаясь к столу.
- Дело сложное! - протянул Лисник.
Я понял, что мои документы он не открывал. Даты рождения не знает.
Парфений все время молчал.
Глядя в лицо Лисника, я приблизился еще на шаг. Пора! Не отрывая взгляда от Лисника, я молниеносно схватил мои документы и сунул в карман брюк.
Павло Лисник тяжело поднялся и перегнулся через стол.
- Ты что? В трибунал захотел? Посадят!
Я вспомнил Емила Петровича:
- Сначала в прокуратуру. А там я расскажу все!
Не попрощавшись, я ушел.
Магарыч мы пили вчетвером. Иван Иванович Порядин (Белый), Емил Петрович, Петр Кириллович и я.
Прошло более двадцати лет. Я был на амбулаторном приеме, когда меня неожиданно вызвали в отделение. Скорая доставила больного с тяжелым носовым кровотечением. Артериальное давление 230/120 мм. рт. ст. Пациент лежал на высокой подушке, закинув назад голову. (Это, к сожалению порочная поза, которую принимает большинство пациентов с носовым кровотечением. Кровь изливается в глотку и в лучшем случае больной ее выплевывает. Большинство глотает, чтобы "не терять кровь", что чревато очередными грозными осложнениями).
Придав нужное положение, я начал срочную тампонаду носа. При этом я говорил с больным только на молдавском языке. Я был уверен, что больной из молдавского села. Осмотреть, откуда изливается кровь не было возможности. Толстая струя била слышными толчками. Чтобы спасти больного я решил перестраховаться и застраховать пациента от дальнейшей потери крови. Я принял решение наложить комбинированную заднюю тампонаду. Зверская процедура. Для больного и для врача.
Все прошло быстро, удачно, с минимальной потерей крови во время процедуры. Распорядившись о неотложных назначениях, я взял историю болезни и направился в ординаторскую, чтобы записать о проделанном. Описав состояние больного, состояние ЛОР-органов, я подробно описал проведенную тампонаду, написал окончательный диагноз. Назначил режим, диету, лекарственные препараты. Учитывая высокое давление, предписал консультацию терапевта и невропатолога. Назначил обследования.
Закрыв историю болезни, отодвинул ее в сторону. Подвинул с себе следующую. Тут же отодвинул, впившись взглядом в историю болезни предыдущего пациента с носовым кровотечением:
Лисник Павел Тимофеевич, и так далее...
В памяти, как на экране всплыло все: "Вы всего навсего учитель!; Агрессивный топот сапог по школьному коридору; Завтра с утра в сельсовет с паспортом!; Ты что? В трибунал захотел? Посадят!"
Хорошо, что я работал в маске, закрыв лицо. Плюс очки. Больной мог меня узнать и вспомнить события двадцатилетней давности. Это могло спровоцировать повышение давления, рецидив кровотечения, а то и кровоизлияние в мозг. К недоумению сотрудников, знающих о том, что я часто пренебрегаю мерами индивидуальной защиты, в последующие дни я маски не снимал. С пациентом продолжал общаться на молдавском, хотя часто он не все понимал.
В срок я удалил тампоны из носа. Все обошлось, как нельзя лучше. Давление стабилизировалось. Я готовил пациента к выписке из стационара. Как-то утром я проводил контрольный осмотр больных, забыв надеть маску. В процедурную вошел и сел на табуретку очередной пациент. Я поднял взгляд. Передо мной сидел Павло Лисник! Как можно равнодушнее и доброжелательнее я спросил о самочувствии.
- Хорошо, доктор! Хочу домой.
По лицу, наливающемуся бордовым цветом, его глазам я видел, что он меня узнал. Я старался не подать вида, что нас что-либо связывало в прошлом. Полагаю и надеюсь, что это мне удалось.
- Перед выпиской надо измерить давление.
Измерив, я с трудом оторвал взгляд от шкалы тонометра. 200/100. Ого!
Я снова назначил консультацию терапевта. Когда коллега измеряла давление, оно было 150/90. Я понял, что на этом этапе больному лучше всего уйти домой, чтобы не видеть меня. В тот же день пациент был выписан на амбулаторное лечение.
Химик Саша
Рассказывая о самих Мошанах, школе, людях и о том времени, поймал себя на том, что говорю обо всем, кроме основного - подготовки к вступительным экзаменам на следующий год. Между тем, начиная со второй четверти, с ноября я начал подготовку к экзаменам по трем дисциплинам: физике, химии, русскому языку и литературе. Сам характер работы, окружение уже, ставших коллегами, педагогов и сама школьная атмосфера располагали к чтению вообще и к учебе в частности.