— Но ведь ты сможешь научить нас всему сам, — возразил Денис.
Марк разрешил подобную фамильярность — обращаться к себе на «ты». Это было его шагом навстречу детям. Он не собирался подпускать их слишком близко к себе, но и держать на километровом расстоянии тоже не вариант: они должны раскрыться перед ним целиком и полностью, а этого не будет без минимального доверия. И эта близость должна была позволить и им немного расслабиться, поддаться его силе и контролю с долей мягкости, а не извечного противостояния.
— Ты меня переоцениваешь — я не знаю всего. И у меня нет времени — вы не одни во всей школе.
— Но мы твоя группа, — согласился с Денисом Костя.
— Я и без того провожу с вами больше времени, чем любой другой куратор. Цените это, — хмыкнул Марк.
— Мы ценим, — тихо и серьезно ответил Денис, глядя ему прямо в глаза.
Никто не возразил. Было лестно осознавать, что эти дети приняли его и поняли, перестали только бояться. Именно подобного компромисса он хотел всегда со своими подопечными. Не противостояния, но и не панибратства, уважения, но и упрямства, дерзости. Да, Марк многое себе позволял, многое допускал в своем отношении к этим детям, не был няшной нянькой для них, был и груб, и жесток. Но вместе с тем становился ближе к ним, понимал их — чувства, характеры, стремления. И пусть последнее не зависело от них уже давно, они все же дети — должны мечтать, хотеть. Все в этом мире материально — мысли в том числе. Марк верил в это, и не пытался сделать из этих детей пустых роботов, бездушных кукол, он оставлял право распоряжаться своим разумом без вмешательства.
— Хорошо, — только и сказал Марк, скупо улыбнувшись: своей слабости к ним он не покажет никогда — что угодно, но не это. — Я просто физически не смогу все успеть. Чего-то я не знаю в той степени, в которой знаю прочие.
— Но ведь ты выжил, — тихо произнесла Арина.
Эта девочка тоже была бы не против избежать занятий. Большинство из них уже были ей не интересны, другая часть не касалась ее в принципе, но была обязательной к посещению, а что-то вообще казалось лишним.
— Я не хочу, чтобы вы просто выжили, — разозлился Марк, но тона не повысил: его гнев был в глазах, и дети это знали. — Я хочу, чтобы вы были лучшими. И в первую очередь — для вашего же блага. Я не хочу узнать через полгода, как выйдете за эти стены, что от вас ничего не осталось из-за какой-то глупости или ошибки, незнания. Я никогда не был там, где будете вы, так же как и вам не попасть туда, где побывал я. Наш с вами мир — разный. И я не могу дать вам того, что необходимо в вашем. Просто не могу. Поэтому вы прекратите ныть и будете делать то, что я скажу! Это понятно?! — он обвел своим тяжелым взглядом каждого своего ученика, желая увидеть понимание.
И он его увидел. Что ж, одной проблемой меньше.
— На сегодня свободны, — тихо произнес Марк и отправил ребят из зала.
Те вышли молча, опустив головы и переваривая сказанное.
— Ты переборщил, — тихо произнесла Ева, подойдя к Марку. — С чувствами.
— Я сказал правду, — ответил мужчина, бросив на нее короткий взгляд.
— Ты слишком открылся им. И очень скоро ты это поймешь, — покачала головой девушка, поджав губы.
Марк понимал и принимал долю истины в ее словах. Но не мог по-другому. Он и без того по максимуму закрылся и запечатался в себе, чтобы не дай бог к кому-то привязаться или позволить это сделать окружающим. Но у всего есть предел. Возможно, однажды он пожалеет о своей слабости и проклянет ее.
Но мы учимся именно на ошибках. И его ошибка проявила себя очень скоро.
Страница 12
***
— На сегодня все, — удовлетворенно глядя на запыханных и уморенных подростков, произнес Марк.
Студенты, местами побитые и помятые, вяло тащились к выходу, а мужчина взялся за уборку зала, краем глаза следя за ними. Вот сейчас, со стороны, они казались нормальными, обычными детьми, школьниками, у которых свои проблемы, свои заморочки. Ничто не выдавало в них малолетних преступников. Порой, глядя на своих учеников, Марк видел в них то, что видели бы обычные люди, идущие мимо обычной школы или ВУЗа: молодые люди, радостно сверкающие глазами, потому что закончились занятия, беззаботные, веселые. Но он не позволял себе обманываться: беззаботность напускная, веселость наигранная, только радость искренняя — впереди двенадцать часов отдыха, но лишь поэтому. А глубоко в глазах читается враждебность, дикость, неуравновешенность, затравленность, презрительность, высокомерие — у каждого свое. Именно глаза зачастую выдавали все, что творилось в их душах, и лишь единицы и глазами умели показать спокойствие и равнодушие — этому здесь учили отменно. Такие были опасней всего, они могли обмануть, молча обаять, заворожить своей ложью. Но то ли у Марка была хорошая интуиция, то ли сказывался опыт, но даже такие ученики были для него как на ладони, не представляли загадки.