— Казимир Иванович! — удивлённо привстал Гунн. На этот раз он был ещё без мороженого. — Мы пришли в радиокомитет. Я уполномоченный от всех.
— А я уже здесь, — хитро засмеялся старик.
— Ух, ребята обрадуются! — радостно воскликнул Гунн. — Вас не заперли на ключ, не сумели?
— Нет.
— Красота!
— А в газете вы были? — спросил Казимир Иванович.
— Были.
— Что сказали?
— Сказали, что тема уже… как это…
— Отзвучала небось.
— Да. Отзвучала, и что…
— И что у них план забит на месяц вперёд. Пойдут заметки — «Всё про Васю», «Кладовые Сахалина», «Экспонаты возвратились в музей».
— А вы откуда знаете? Вы и там уже были? — удивился Гунн.
Казимир Иванович в ответ опять хитро засмеялся.
…В будке телефона-автомата Казимир Иванович набрал номер.
— Держись, академик! — хитро подмигнул он Гунну.
Только что был больной — и уже здоровый. Плащ вместо пояса перевязан шерстяным платком, и всё. Не ушёл, не уехал, не пропал без вести!.. Тут как тут. Конструкция его такая. Ребята в нём не ошиблись.
А ребята никогда не ошибаются.
— Марта Петровна? — бодро сказал Казимир Иванович в телефон. — Достопочтенная Марта Петровна, будьте так любезны, соедините меня с вашим Мельниковым. То есть как нельзя? Почему? Эксперимент? Дайте тогда его домашний телефон. Что?..
Казимир Иванович слушал растерянно.
— Нет, он нужен лично. Через месяц? И здесь через месяц. Везде через месяц. Нет, это поздно. Здоровье? Ничего. Уже здоров. Извините.
Казимир Иванович повесил трубку.
— Плохи дела. Академик не выходит из корпуса. И ест там и спит. Никого не принимает. Важный эксперимент.
Казимир Иванович и Гунн медленно пошли вдоль бульвара. Старик ни за что не хотел отдавать мешок и нёс его лично. Тогда Гунн купил себе мороженое, криоген за одиннадцать копеек. Съел кусочек, потом ещё — юный друг холода, всё правильно.
— Как же теперь быть? — спросил Гунн.
Казимир Иванович помолчал, потом сказал:
— Мудрость гласит: «Если гора не идёт к человеку…», то мы сами пойдём к горе…
— К какой горе?
— К той, которая повыше. К горе Науки. И спросим… Да, а как у него спросишь? К телефону не подходит, дома не живёт. Где он теперь?
— Всё равно полезем, — бодро сказал Гунн.
— Определённо, полезем. В институт Холода. А где остальные ребята?
— Будут тайно ждать около метро за корпусом.
Гунн и Казимир Иванович поравнялись с двумя пенсионерами, сидевшими на скамейке.
— Слыхал? — тревожно шепнул один пенсионер другому.
— Слыхал. Подозрительный старикашка. Одет как-то странно.
— И с мешком.
— Да.
— Баптист.
— Такие ребят и затягивают. Видел на прошлой неделе по телевизору?
— А как же. Купил мальчишке мороженое, а потом мальчишка и в школу перестал ходить.
— А этот… который хотел окна в институте сфотографировать… и забор…
— Ты про что, Макар Терентьевич?
— А ты про что, Василий Семёнович?
— Я про «Чёрные души».
— А я про «Ставку резидента» в трёх сериях.
— Яблоко от яблони недалеко падает.
Когда Макар Терентьевич и Василий Семёнович подняли головы и глянули вдоль бульвара, старика с мешком и мальчика с мороженым не было.
— Странно всё-таки.
— Н-да.
— О Криогенном корпусе говорили.
— Старик мальчика навёл на этот разговор.
— А мальчик наведёт его на корпус.
— По недомыслию, вполне возможно.
Пенсионеры, не сговариваясь, поднялись со скамейки и решительными шагами направились в сторону института Холода. Макар Терентьевич впереди, Василий Семёнович поотстал, он оглядывался, искал что-нибудь ещё подозрительное в двух или в трёх сериях.
Теперь мода — читатель сам должен додумывать книгу, а зритель додумывать фильм или пьесу. И читатели и зрители сидят на бульварах и додумывают.
…Пенсионеры разговаривали с Лазуркиным у входа в корпус. Тяжело дышали от возбуждения и оттого, что им удалось додумать. Василий Семёнович вытирал лицо и шею платком, а Макар Терентьевич обмахивался краем расстёгнутого пиджака.
— Испугали вы меня… — протянул Лазуркин. — Баптист, значит? Шпион, значит? В корпус, сказал, залезу?
Лазуркин неожиданно закатился громким смехом.
— Телезрители! — Он вытирал слёзы, хлопал себя по коленям. — Да известен мне этот старик. Очень даже хорошо. По играм специалист. От районо. Последнюю игру тут устроил, маршировал с ребятами. Плакат носил, чтобы я им двери открыл.