-- Очень рад сдать этих шалунов начальству по принадлежности, они дрались на пристани у Нагеля.
И Лое приложил руку к козырьку и ушел.
-- Отлично, милый Лое, вы можете итти.
Когда Свен Бидевинд явился домой, родители и сестры пришли в ужас от его разбитого носа и синяка над глазом. Ему пришлось, в конце концов, рассказать всю историю. Мать нашла, что все это очень глупо и непорядочно, но отец рассмеялся:
-- Да, мой мальчик, тебе, очевидно, самой судьбой суждено было быть побитым. Ты можешь принять наше прощение, и мое, и ректора, с спокойной совестью.
-- Да, -- торжественно произнес Свен Бидевинд и поглядел на отца большими, серьезными глазами, или, вернее сказать, одним большим, другим маленьким, -- потому что правый сильно заплыл под ярким синяком.
XI
Экзамен
-- Господа, через две недели экзамены. Помните это!
-- Ой, ой, ой! Через две недели экзамены!
Был июнь. Стояли сильные жары, а при мысли
о надвигающихся экзаменах становилось как будто еще жарче. Некоторые предметы были сильно запущены, другие меньше. Только история была в точности окончена к 1-му июня, и последние часы могли пойти на повторение, да и то не спеша.
Хуже всего обстояло дело у Свеннингсена. Он последнее время был ужасно зол и совершенно измучил мальчиков огромными уроками но грамматике и переводам.
Немецкие уроки проходили, как гроза, под громы Свеннинга, слово "экзамены", как молния, то и дело сверкало в воздухе, на скамьях всегда кто-нибудь проливал обильные потоки слез. Шестерки и пятерки так и сыпались.
Хуже всего приходилось в эти горячие дни бедному Мандраберу. Он и вообще-то знал немного, а теперь, при этой бешеной скачке через все области знания, он со страху забыл и то, что держалось в его слабой голове. Слово "экзамен" приводило его в трепет. А Свеннингсен не знал милосердия. Серей Маидрабер плакал в три ручья, а Свеннингсен объяснял ему, что от этого он не лучше выдержит экзамен, что ему лучше предложить свои услуги городскому водопроводу, который в эту жару ощущал недостаток в воде.
-- Отвались лучше от экзамена и останься на второй год.
И Мандрабер изо всех сил старался удержать свои слезы, сморкался, всхлипывал и никак не мог съехать с четырех исключении, которые почему-то одни засели в его голове.
-- Angst, Axt, Braut, Bank...
Во время перемен на дворе было тихо.
Только самые легкомысленные бегали и делали гимнастику.
-- Вот еще! -- говорил Мартен Джонсгорд, -- подумаешь, что дело идет о жизни и смерти. Экзамены! вот новость. Как-нибудь пройдем.
-- Конечно, -- соглашался Поль Гундерсон, -- это не аттестат зрелости и не государственный экзамен. Еще успеем подрожать, когда придет время!
И оба, весело свистя, бегали по двору.
Но Серен Мандрабер был неутешен. Он решил уж лучше утопиться в море и, наверное, сделал бы это, если бы Антон Вех не пообещал ему подсказать на устных экзаменах и присылать записки на письменных. Это была единственная надежда Серена.
Свен Бидевинд сам себе удивлялся все это время. Он совсем не боялся экзаменов. Он боялся сознаться в этом даже самому себе, он чуть ли не радовался им.
Провалиться он не мог. Кандидат Ланге так подогнал его по математике, что он понимал почти все. Остальные предметы уже давно шли у него настолько хорошо, что ему нечего было бояться. Он даже твердо решил, что получит единицу по истории.
С этими экзаменами окончится трудный, полный тяжелых воспоминаний год, за ним будут длинные летние каникулы, а потом новый учебный год, новый класс, новая жизнь. Все заботы и грехи прошедшего года будут забыты. Он получит, конечно, не совсем хороший балл за поведение, ну, с этим можно еще помириться. Зато скучный и однообразный школьный порядок дня нарушится; экзамены казались ему скорее интересными, чем страшными; по одному предмету в день -- это похоже чуть ли не на самые каникулы.
Зубрение в классе было в полном разгаре. Каждое утро, собираясь в классе, мальчики обменивались новостями о том, кто и что успел сделать.
-- Я повторил 30 страниц истории.
-- Я вызубрил всю норвежскую грамматику.
-- Я повторил все от человека до однокопытных и т. д.
Некоторые собирались группами на пристанях или за городом и повторяли вместе. Серен Мандрабер каждый день приходил на два часа к Антону Беху и проходил с ним немецкие переводы и математику.
Свен Бидевинд учился один. Он попробовал однажды примкнуть к группе, учившейся на пристани Нагеля, но мальчики только развлекали его. Он ушел в городской сад и сел один на скамью в самой глубине, куда никто не заходил. Дело пошло не лучше. Малейший ветерок, шелестевший в верхушках берез, шмели, птицы, -- все отвлекало его от книги. Он ушел домой и заперся в своей комнате. Там ученье пошло на лад, там в голову не приходили мысли о каникулах, лете, свободе...