После того безумного чаепития, меня все-таки подняли, выпутали из химеры, в которую меня затянула Луна, и заставили-таки поверить, что я – одета. (Я… сказать, что «вопила и отбивалась» - будет неправдой, но вот более пассивные методы сопротивления пошли в ход. А уж убедить меня, что я – одета, удалось не вдруг и не сразу). После этого Гарри стал объяснять мне, что со мной, собственно, произошло. В принципе, я и так понимала, что мое восприятие окружающей действительности – не естественно. Почти полноценная одержимость Гарри… и при этом – готовность оставить его Гермионе… или даже присоединиться к гарему… Это понятно, когда речь идет о воспитанных в Индии сестрах Патил, или же вовсе нестандартной по любым меркам Луне. Но откуда это во мне?
Вот Гарри мне и объяснил, что мое сознание, формирование моей личности – оно и близко не «естественно». Точнее, оно естественно настолько же, насколько естественен рост дерева, которое, когда оно было еще молодым и гибким саженцем кто-то, согнул, а потом оно уже само росло так, в согнутом положении. Мама, искренне стремясь к лучшему, настолько накренила мою формирующуюся личность рассказами о «Мальчике-который-выжил», что выбора у меня реально не осталось. И что в некоторых вариантах реальности я-которая-не-я могла и с радостью воспользоваться опытом мамы в зельеварении. Признаться, мне было очень неприятно такое слышать, но Луна подтвердила, сопроводив кивок головой пространным рассуждением о мозгошмыгах, пенчекряках и прочих лунопухах. Однако, несмотря на это, меня все равно приняли… Хотя Гарри и признался, что тоже вмешался в мое формирование, когда я была его адорат, всеми силами убирая естественные для человека чувства, такие как ревность, и желание быть единственной, поскольку править привнесенную одержимость было уже поздно. В чем-то я ему за это благодарна. И теперь… Кто я? Птица Дикой охоты… Интересно, как это? Гарри сказал, что рано или поздно, я почувствую и пойму это… Но пока что я все-таки ощущаю себя девочкой и человеком, а не леди фейри и птицей Дикой охоты.
Я посмотрела на Луну. Гарри с Гермионой отправились в принадлежащий Гарри дом, как сказала Луна, тот самый, гостиную которой она вообразила, чтобы поставить там меня в качестве столика и посмотреть: что получится. Они вместе с Тонкс там ищут сейчас некие «темные артефакты», в которых заинтересован аврорат. Луна же забралась в постель Гарри, и, свернувшись в клубочек, уснула. Подозреваю, что я знаю, где она сейчас находится, покинув тело: раз уж она не проснулась, даже когда я порезала руку и капнула ей на губы кровью, то вариантов остается не так уж много.
Некоторое время я погадала: воображает ли она себя, как и в тот раз, одетой лишь в непонятный медальон? Или и вовсе – летящей впереди охоты гончей? Но даже это не заняло у меня много времени. Мне было скучно. И я решила пройтись по Хогвартсу, благо, время было, в сущности, детское.
Каким то ветром меня занесло к лестнице на Астрономическую башню. Я задумчиво смотрела на ведущие вверх ступеньки, и гадала, как отнесется Гермиона, если я затащу их с Гарри туда, наверх, за тем же, зачем туда обычно поднимаются парочки, которых старательно ловит профессор Снейп? Конечно, конфигурация у нас будет не самая стандартная, ну так ну и что? Близнецы, вон, с Анжелиной вдвоем крутят – и ничего, всех все устраивает. А кого не устраивает – Фред с Джорджем легко объяснят в чем этот недовольный, или же недовольная не правы. А уж по сравнению с чаепитием, в котором я участвовала в качестве столика, так и вовсе – невинное развлечение.
Я стояла на нижней ступеньке лестницы, вспоминая поездку в гости к Гермионе… и руку Луны, сминающую мою юбочку, пока Гарри обнимал нас всех. Но тут меня внезапно хватили за руку, и дернули в пустой, по случаю завершения учебного дня, класс, в котором профессор Синистра начитывает теорию Астрономии.
Как оказалось, столь неоднозначным способом меня пригласили близняшки Патил. Хотя их и не было на Безумном чаепитии, я совершенно точно знаю, что они входят в свиту Гарри, и что их Гермиона точно также «милостиво согласилась» делить с Гарри, как и нас с Луной. Их форма, аккуратно сложенная, висела на спинках двух стульев, а сами они вырядились в привезенную из дома одежду. Кажется, она называется «сари». Парвати уже несколько раз одевала это, вызывая у мальчишек приступы внезапного заклинивания шейных позвонков и неконтролируемого слюноотделения. Вот только без опознавательных знаков Дома я никак не могла бы сказать, кто из них – Падме, а кто – Парвати.