«Ну да, угадал! Иной раз так набегаешься, что и ночью уснуть не можешь, так ноги ломит!» — усмехнулся Сытин.
— Покажите мне, Павел Акимович, откуда вы, обычно, видите фартуки, — попросил опер.
— А вот, — махнул старик в сторону окна.
Часть 7.6.
Андрей оглянулся. Почти в самое стекло упиралась ветка тополя. С земли эту ветку особо и не разглядишь, а тут вот явственно видно, чтобы повесить сюда хоть что-нибудь, нужно быть не знамо каким верхолазом-акробатом. Веточка тоненькая, от ствола далеко. Рукой не дотянуться, по ветке не пройти. Как?
Размахнуться и бросить — не вариант. Промахнёшься. И как бросать, если нужно держаться за ствол, чтобы не упасть? И какой это ствол? Так ветка. Макушку вон как ветром мотает! С крыши злодей что ли фартуки спускает?
Сытин внимательно разглядывал тополь, стараясь не касаться стекла и занавесок. Такие они замызганные! Брр! По сравнению с беспорядком, который бывает иногда у Сытина, Киселёвы живут на помойке!
Андрей было подумал, что безумный дед сам как-то вешает фартуки, но эту версию тут же отмёл. Опасно для жизни. Павел Акимович вывалился бы из окна. Да и зачем эму это? Напугать супругу? Она уже в больнице, на ладан дышит. А фартуки всё не кончаются. И окно не открывали давным-давно. Вон сколько пыли накопилось между рамами!
Сытин начал задыхаться от вони. С отчаянием утопающего, над головой которого уже смыкаются волны, он спросил хозяина квартиры:
— У вас есть балкон?
— Да, на той стороне.
Сытин рванул туда, куда махнул рукой Павел Акимович. Наплевать, что это спальня! Вид серого комка на кровати, которое когда-то было бельём, вызвал у следователя рвотный позыв. Он сильно дёрнул дверь балкона так, что едва не вырвал шпингалет.
Часть 7.7.
Почти теряя сознание, потому как старался вдыхать пореже, чтобы не осквернять лёгкие невыносимой вонью, Сытин из последних сил открыл шпингалет и выскочил наконец-то на свежий воздух. Ооо, какое это счастье, просто дышать!
Кислород, разнесённый кровотоком по организму, освежил мозги, и они заработали. Надо задать вопрос Киселёву, важный вопрос, вот этому слизняку, соткавшему себе из грязи и слизи кокон, закопавшемуся в кокон с головёнкой, давно не мытой и не чёсанной, с конечностями-лапками, забывшими прикосновения мыла.
И эта гнида чморила соседей за брошенный в подъезде фантик от конфетки!
— Павел Акимович, Таня была приёмной дочерью? — неожиданно для Киселёва спросил Сытин.
— Н-нет, моя дочка, — растерялся дед, — А почему вы так думаете?
— Фамилия Тани Бекетова.
— Ну и что! — взвизгнул Киселёв, — Моя дочка, моя!
— Странно это как-то, Павел Акимович. Дети носят фамилию отца...
— И что, это преступление, если у меня одна фамилия, а у неё другая! — не дал старик следователю закончить фразу.
Похоже, Сытин нашёл, где собака зарыта. Киселёв так нервно реагирует на простой естественный вопрос, который задал бы любой человек на его месте.
— Почему Таня была Бекетовой?
— Да какое вам дело?! — пищал слизняк.
— А такое, — спокойно ответил Сытин, — если вы ответите на этот вопрос, то я скажу вам, кто вешает фартуки.
Павел Акимович примолк. Долго думал. Отвечал медленно, с неохотой, и даже поначалу у него не очень складно получалось:
— Мне… я… мы… Мы с Клавдией Васильевной очень хотели ребёнка… девочку. Вот, Клавдия Васильевна и родила…
Киселёв посмотрел на гостя. Такой ответ его устроит? Сытин молчал. Дед помялся и продолжил:
— Поздновато родила. У всех уж внуки там пошли, а мы вот только дочку…
Часть 7.8.
Андрей застыл каменным изваянием, ни один мускул не дрогнул на лице. Давай, вредный дед, вытряхивай наружу скрытое под хламом, накопившимся за многие годы.
— Ну не сразу мы с Клавдией Васильевной расписались. Родила она Бекетовой, так и Танечку записали. А уж после мы того… поженились.
— Почему вы потом не записали дочь на свою фамилию?
— А зачем? Я и так знал, что дочка моя. Всё равно ж замуж ей выходить, опять фамилию менять.
Доводы старика разумны, но не убедительны. Если бы у Сытина были дети, то уж стопудово носили бы его фамилию, а не соседа! Стоп! Соседи, вот кто поможет! Надоел уже вонючий дедок с его грязью и ложью.