Рассуждения были верны, но все же она накинула купальный халат.
ТУБ продолжал стоять у дверей.
Почему он вошел в комнату? Без приглашения. Или испугался дождя?
— Что тебе нужно? — спросила она сурово.
ТУБ не ответил, и это ей совсем не понравилось.
— Иди на свое место! — сказала она.
ТУБ послушно шагнул к порогу, но опять остановился и, повернувшись, протянул руку.
— …живой… — хрипнул он.
На громадной руке лежал мокрый комочек, покрытый слипшимися перышками. Это был птенец ласточки. Очевидно, ветром его выбросило из гнезда, и ТУБ нашел его на земле.
Поначалу Евгения Всеволодовна не обнаружила у птенца признаков жизни, он был мокрый и застывший, но ТУБ оказался прав. Когда птенца высушили и согрели феном, он зашевелился и запикал. Родители тут же появились за окном. Евгения Всеволодовна, конечно, знала, где находится их гнездо, — под навесом крыши, над директорским кабинетом. Но она не могла дотянуться до гнезда. Пришлось поручить это ТУБу. Он забрался на подоконник, и Евгения Всеволодовна, тревожась, как бы он не вывалился в ограду, придерживала его за ногу, хотя, вероятно, могла бы и не держать. ТУБ справился отлично и сам.
Евгения Всеволодовна не могла не отметить, что ласточки почему-то этой коричневой громадины боялись значительно меньше, чем ее.
Когда они вдвоем вернулись в коттедж, их встретила Космика.
Она только что поднялась с постели и, стоя на крыльце, сонно щурилась на солнце.
— Мой бог! — сказала она. — Это кто такой?
— …доброе утро… — прохрипел ТУБ.
Евгения Всеволодовна невольно улыбнулась про себя — ТУБ преподал еще один урок вежливости. Она редко видела свою внучку растерянной — нынешние дети такие самоуверенные, право! — но тут Космика явно растерялась и только таращила на ТУБа широко открытые глаза.
— С тобой здороваются, Космика.
— Ух ты… — наконец вымолвила Космика. — Это же ТУБ! А я сразу и не узнала. По телевидению он казался мне маленьким. Доброе утро, ТУБ!
Она храбро протянула вверх маленькую ручонку, ТУБ наклонился над ней, громадный, как гранитная глыба. Он подал в двигатели пальцев усилие в одну десятую килограмма и пожал тоненькие пальчики Космики.
Пока Евгения Всеволодовна готовила завтрак, на крыльце продолжался разговор. Понятно, больше говорила Космика.
— Ух, ты и хрипишь! Просто ужасно. Ты что, простудился? Да? Пойдем погреем горло инфраружем, и все пройдет. А ночью ты кашляешь?
— Космика, — сказала из комнаты Евгения Всеволодовна, — ты задаешь ему глупые вопросы. А еще занимаешься в секции космотехники. Разве робот может простудиться? Он железный…
— Он метапластиковый, — назидательно поправила Космика.
— Все равно. Простуда — это воспаление органической ткани, а у него ее нет.
— А может, он усовершенствованный, — не сдавалась Космика.
Евгения Всеволодовна не решилась оспаривать такое предположение. ТУБ воспользовался паузой.
— Хрипит… звукодатчик… поврежден пьезокристалл.
— Вот оно что, — сказала Космика. — Мы тебе поставим новый динамик туда… ну, где у тебя они находятся. Мы тебя отремонтируем. А что ты будешь у нас делать? Работать преподавателем? Будешь читать нам робототехнику. Вот здорово! Будешь говорить и на себе показывать.
— …работать… уборщиком… — хрипнул ТУБ.
— Ах, ты вместо Виктории Олеговны. Тогда пойдем, я тебе школу покажу.
— Сначала завтракать, — сказала Евгения Всеволодовна.
— Ну да, конечно, завтракать… Пойдем ТУБ, заправимся.
— Космика, как ты говоришь?
— Так это же я ему говорю, он же машина. А машина — заправляется.
— Но не за столом.
— А может, его уже на биопищу перевели. ТУБ, ты ничего не кушаешь, нет? Ты, значит, аккумуляторный. Хорошо тебе, поставил аккумулятор, и все.
А мне вот кушать приходится…
Когда Алешкин подошел к школе, он услыхал звонкий голосок Космики и остановился в вестибюле.
— Вот здесь лаборатория. Опыты делаем, понимаешь? Реакции всякие.
Восстановление, окисление… химия всякая. Иногда интересно, иногда нет.
Видишь, сколько баночек, здесь нужно осторожно-осторожно, а то все падает… Там спортзал. А вот здесь — умывальник. Ты моешь руки или тебя чистят бензоридином? Ну-ка, покажи ладошки. Ничего, чистые… Ух, какие у тебя пальцы большие… Осторожнее, тут на ступеньках не запнись, у тебя же нога больная… А вот автощетки из-под ступенек выскакивают, это они пыль собирают… вот здесь у нас… ну, здесь девочки, а вон там мальчики. Тебе к мальчикам придется ходить. Да… хотя, может быть, тебе там делать нечего. А может, у тебя бывает это… Ну, отработанное масло…
Космика целое утро не расставалась с ТУБом. И Алешкин, занимаясь в кабинете, видел в окно, как они бродили по двору школы. Космика держала ТУБа за палец, они шли рядом, и когда ТУБ делал один шаг, она делала три…
7
Днем ТУБ помогал поливать цветы в оранжерее. Космика выполняла домашнее задание — читала французскую детскую классику. К ней пришел Квазик. Он хотел позвать ее к себе домой и показать свою автощетку в действии.
Но Космика отказалась.
— Подумаешь, автощетка у него. А у нас есть ТУБ.
— Какой ТУБ? — слегка опешил Квазик. — Настоящий?
— Самый правдишный. ТУБ!.. Подойди сюда, пожалуйста. Познакомься. Это — Квазик.
Квазик отступил на шаг и заложил руки в карманы штанов.
— Ты почему не хочешь подать ему руку?
— Еще чего. Разве ты здороваешься с автомойщиком?
— У автомойщика рук нет. А у ТУБа есть. И он умный. Он все понимает, только мало говорит. ТУБ, ты на него не обижайся, он всегда такой грубиян.
Он даже девочкам грубит.
Квазик самолюбиво вспыхнул.
— Чего ты с ним объясняешься. Ничего он у тебя не поймет. Он же машина, самая обыкновенная. Я их у отца столько видел. И не таких хромоногих развалюх.
— …ногу повредил… — хотел объяснить ТУБ, но Квазик перебил его, и он замолчал.
— Что у нас будет делать этот комод?
— А что такое комод? — спросила Космика.
Но Квазик не знал, он слышал это слово от матери. По ее интонациям он догадался, что это что-то презрительное.
— Наверно, что-нибудь плохое, — заключила Космика. — Разве ты хорошее скажешь.
— Что ему у нас нужно? — продолжал Квазик.
— А он будет преподавать космотехнику, — заявила Космика.
— Ну? — недоверчиво удивился Квазик.
— Конечно. Вот он на уроке тебя спросит: «Квазик, скажи мне… — Космика задумалась на секунду, — сколько времени нужно „Селене“, чтобы долететь до Марса?»
— «Селена» на Марс не летает.
— А если полетит.
Конечно, Квазик этого не знал.
— «Садись, Квазик, очень плохо. Это нужно знать».
— А он знает?
— Сколько, ТУБ?
— Одна тысяча восемьсот сорок часов…
— Понял?
— Ну и что? — не сдавался Квазик. — У него же программа. Это как в справочнике, все уже записано. А не по программе, так он механический дурак дураком.
— Вот что! — сказала Космика. — Воображала ты. Воображала и грубиян.
Ты думаешь, что ты сам по себе стал такой умный? Тебя тоже программировали. Тебя вон сколько лет программировали, а ты все БДД.
— Это что за БДД?
— Биологический дурак дураком!