– А вот в этом и заключается мой риск. Я уйду в самоволку. Я умею ходить между мирами. Но если меня засекут, мало не покажется. Да и способ не из приятных, когда тебя не в полусне кто-то переносит, а ты в полном сознании перемещаешься сам. Но вдруг дядя подскажет, что делать?
Глава 12. Ночь в каминном зале
За ужином и без того шумный и егозливый Руди вел себя еще более возбужденно, чем обычно. Его глаза лихорадочно блестели, он постоянно ерзал на стуле, начинал торопливо черпать ложкой пюре, потом вдруг словно забывал, и горящий взгляд его застывал в одной точке. До вечера ему еще удавалось сдерживать свои эмоции, а теперь его страх пересиливал, прорывался наружу, и он старался скрыть его за напускной бравадой. Пиро пихнул трусливого хранителя локтем в бок, когда тот в очередной раз замер, занеся ложку над тарелкой.
– Да доешь ты спокойно! – не выдержал он. – У меня из-за тебя аппетит портится. Вон, смотри, Акула сидит спокойная, как статуя. А ей-то, пожалуй, пострашнее твоего будет.
Пиро кивнул на Одри, которая сидела с каменным лицом, и впрямь напоминая статую. Она была бледной и подавленной и флегматично поглощала свой ужин, даже не глядя в тарелку. Ли наконец догадался, что спокойствие это напускное, и, нагнувшись к девушке, тихонько спросил:
– Акул, может, не стоит?
Одри покачала головой и вздохнула.
– Я уже решила, – тусклым голосом ответила она. – Не надо меня заново накручивать. Я пока перебоялась, пусть так и будет.
– Но…
– Да мне с Руди не страшно! – мрачно усмехнувшись, перебила его Одри. – Ты посмотри, он любого своей бешеной энергетикой распугает. Даже у демона аппетит пропадет, не только у Пиро.
Гай, Ли и Пиро тихо загоготали, прикрывая рты руками, Руди оскалился на них, но ничего не сказал. Он наконец проглотил остатки ужина и принялся выстукивать пальцами на столе никому не известную композицию с очень нервным и рваным ритмическим рисунком.
– Песня называется «Прощание Руди с невинностью», – прошептал Пиро на ухо Гаю, но так, чтобы услышали все за их столиком. Тут даже мрачная Акула не выдержала и прыснула со смеху, а Руди только закатил глаза и снова промолчал. Ладно, надо было радоваться, что они в преддверии опасной ночи даже ни разу не поссорились за ужином. Хотя все хорошо помнили предупреждение Одри и старались подавлять любые порывы гнева, повторяя про себя, что все эти чувства фальшивые. Так что ужин прошел более-менее мирно, после чего компания разбрелась по своим спальням.
Одри наотрез отказалась сидеть в каминной перед сном.
– Чем дольше я там буду находиться, тем больше шансов, что мне захочется оттуда сбежать, а у меня другие планы на вечер, – буркнула она на предложение Ли традиционно посидеть у огня. Руди ее поддержал.
– Вы идите, если очень хочется. А я тоже в спальне поторчу до отбоя. Может, завещание напишу заодно.
– Дельная мысль. – Акула состроила на лице подобие кривой улыбки. – Мне тоже надо. Вдруг я очнусь уже овощем.
Их шутки не вызвали ни грамма веселья. Ребята с приближением ночи все сильнее переживали за друзей, и это беспокойство даже пересиливало раздражение, которое они вызывали друг у друга. На ужине за соседними столиками довольно часто раздавалась ругань, и Одри почти молилась, чтобы девчонки ссорились потише. Иначе ее друзья поймут, что среди девочек происходит то же самое, и зададутся вопросом: а что не так с Акулой? Но мысли парней были все-таки заняты другим, поэтому на девчачьи споры никто внимания не обратил.
Одри вернулась в спальню, сбросила обувь и залезла на кровать поверх покрывала. Было бы светло, она, может быть, погуляла бы где-нибудь на территории школы. Как знать, вдруг это ее последний вечер? Что, если брешь все же там? И если демон выберется и придет за ней, а Руди струсит или просто не сможет с ним справиться? Больше всего ей сейчас хотелось взглянуть на любимый портрет, чтобы хотя бы попрощаться. Вдруг она больше даже его не вспомнит? Эх, надо было, наверное, отказаться. Да и сейчас еще не поздно. Одри была уверена, что ее никто не осудит, наоборот, друзья только обрадуются. Но ей самой уже очень хотелось хоть что-то узнать. Вдруг демон из этой бреши похож на красавца, по которому навечно была обречена сходить с ума Джейна? Одри слышала от безумицы его имя: та в порыве откровения однажды прошептала ей его на ухо, после чего долго сидела с блаженной улыбкой на лице. Ее губы шевелились, повторяя единственное слово. Сама Одри никогда не произносила его вслух или даже шепотом, ей почему-то казалось, что когда оно прозвучит и затихнет, то странное, щемящее чувство нежности растворится вместе с ним в воздухе и больше никогда не вернется, а ей не хотелось его терять, слишком уж сладко от него замирало сердце.