— В какие именно? — заинтересовался Ляпсус.
— Вы будете изготавливать оборудование. Нам понадобится около десятка безвоздушных шаров Герике и хотя бы два атмосферных насоса, чтобы безопасно работать с этим веществом.
— Это же адова работа! — перебил его возмущенный Николас.
— Добро пожаловать в мой мир, — сухо парировал профессор Лонерган. — Но не волнуйтесь, Дафти: изготовите мне работающие насосы, и можете считать, что экзамен вы сдали. А сегодня, если еще что-то помните, я предлагаю вам рассказать, как вы это станете делать.
И работа завертелась. Не прошло трех месяцев, как эскарбукль сдался под массивной атакой: требуемая соль была получена. Она воспламенялась от трения, но не разлагалась на воздухе и была не ядовита. Последнее доказал профессор Лонерган, подмешав её в сыр и скормив его мышке, которую, в свою очередь, скормил конюшенной кошке. Второй фиал он уже лично превратил в соль по тому же рецепту, прокалив четыре части эскарбукля с тремя частями серы без доступа воздуха. Затем переслал соль императору для дальнейших исследований.
Из оставшихся без дела стеклянных трубок и шаров Николас Дафти наделал маленьких фонтанчиков. Он стал приторговывать ими, но дела у него шли плохо, пока Филь не посоветовал ему назвать изделие «Родник Страсти» и переключиться на покупательниц, благо, что весна стояла на пороге. После чего дела у Николаса наладились, а Филь стал получать от него десять процентов с проданных фонтанчиков, хотя Николас крайне неохотно делился добычей.
С приходом весны на Филя навалилась лихорадка, но в этот раз он был настороже. Едва его взгляд стал задерживаться на всех без разбору девицах Алексы, а на лекциях участились приступы глухоты, когда он против воли улетал в эмпиреи, он отказался поднимать глаза на кого бы то ни было и передвигался теперь как бирюк, уткнувшись взглядом в землю. Он решил, что пусть сойдет за сумасшедшего, чем потеряет голову как в прошлом году.
После занятий он прятался теперь в Первую лабораторию, куда эскарбуклевой троице был всегда открыт доступ, на пару с Яном, которого это очень забавляло. Ян наградил Филя прозвищем «монах-кладоискатель» и временами подначивал его, но, восхищаясь его упрямством, верно следовал за ним.
С Габриэль тоже, казалось, что-то случилось. Филь стал натыкаться на неё в самых неожиданных уголках Алексы. Один раз она пристала к нему прямо под дверями лаборатории естествознания, как лучше закончить письмо к юноше, в которого она давно влюблена. Торопясь на занятия, Филь предложил ей вариант: «С вечным поцелуем Габриэль Фе, подруга суровых времён». Она на него жестоко обиделась за это.
К маю ему полегчало. Его кровь больше не вскипала от мимолетно брошенного на него девичьего взгляда, да и глухота уже не настигала его в самое неподходящее время. А когда к Алексе подступило лето, они с Яном сделались обладателями значительной суммы денег.
Занятия в тишине Первой лаборатории забирали меньше времени, чем в дормитории, и его избыток друзья посвящали забаве: смешиванию всего подряд, что могло гореть или взрываться, а потом проверять, что получилось. В ход шли уцелевшие остатки веществ от прошлогодних экспериментов плюс новые, которые не уставал придумывать Филь.
Так была найдена сатанинская смесь с углем, полученным из скорлупы грецких орехов, вместо древесного угля. Подожжённая с помощью огненного шнура, она разнесла в клочки стол в лаборатории, вынесла окно на улицу и сорвала дверь с петель. Удивленные невероятной силой, заключенной в малом количестве смеси, невредимые, но сильно испуганные друзья толкались на улице, приходя в себя и в тревоге поджидая профессора, который не мог пропустить такой взрыв мимо ушей.
Выслушав их, профессор Лонерган сухо поинтересовался:
— Я так понимаю, что у вас хватило ума ждать снаружи, пока догорит шнур? Пальцы, уши, глаза целы? Весовой состав смеси записали перед тем, как поджигать?
Друзья утвердительно ответили на все вопросы и отдали клочок обугленной бумаги. На этом разговор был исчерпан. А ночью Алексу потряс оглушительный грохот.
Вылетев на улицу, полуодетые ученики с оторопелой профессурой обнаружили на месте старой кузни дымящиеся развалины, от которых, сияя как новенький империал, широким шагом вышагивал профессор Лонерган.
Подойдя к ученикам, он поцеловал в лоб Филя с Яном, затем обернулся к растерянному профессору Илуги.
— Ректор, мне нужен ваш сокол!
Через неделю два поджигателя получили с почтой из столицы кошель с двадцатью свежеотчеканенными империалами. Заглянув в него, Ян восторженно воскликнул:
— Яри-яро, Филь, если твои приступы весеннего гона приносят такие деньги, тебе стоит переселиться туда, где вечная весна!
Однако его другу было не до шуток. Известность, которую они с Яном получили после изобретения сатанинской смеси, названной профессором Лонерганом «эксплоз», приковала к ним внимание девиц не хуже, чем прошлогодняя осада мельницы, как только Алекса узнала о награде. В любое другое время Филь обрадовался бы тому, что сделал что-то полезное, заработал кучу денег и в придачу получил признание, но только не весной. Он ужасно не хотел опять превращаться в барана на веревочке.
А дело к этому двигалось. Изящные лодыжки Меты, попавшиеся ему на глаза у развалин кузни, завладели его сердцем и воображением. И совсем не помогало то, что он жил в одной комнате с её братом, который, казалось, тихо развлекается при виде друга, сражавшегося со свалившейся на него бедой.
Как в прошлый раз, Ян не мучил Филя вопросами и только однажды поинтересовался:
— Кто на этот раз?
Проворочавшись ночь, невыспавшийся Филь без труда проигнорировал вопрос.
Новость о расщедрившемся императоре достигла в это утро ушей учеников, и друзей встретил в трапезной одобрительный гул. Многие повскакали с мест. Особенно старались девицы, которые восторженно ели глазами героев дня. Яну это было как с гуся вода, он лишь благосклонно принимал поздравления.
— Чего они вдруг так оживились? — пробормотал Филь, направляясь к своему месту. — Прямо как лошади, которых я напоил Успокоителем!
Он мельком глянул на Мету за соседним столом. Он думал, что это будет безопасно, потому что измученная учебой девушка в конце года напоминала ему бледную моль. Но именно сегодня она выглядела необычно оживленной, румяная и свежая, как утренняя заря.
Она улыбнулась ему так, что он споткнулся и чуть не упал, удержавшись на ногах благодаря Яну, который схватил его за воротник.
Сев за стол, Филь сжал ладонями лицо, которое горело огнем. «Яри-яро, всё пропало!» — чуть не завыл он от отчаяния.
Всё его существо стремилось к Мете, сердце бешено стучало в груди. Заглотив то, что лежало перед ним на тарелке, он вылетел из трапезной освежиться. Он не мог понять, как это возможно быть не в состоянии думать ни о чем, кроме прелестного образа. Будто ему отрубили голову, а вместо неё приставили… что именно, он не успел додумать.
— Дорогой друг, я больше не в силах на это смотреть, — озабоченно проговорил Ян, появляясь за его спиной на пороге.
Филь затравленно оглянулся. «Тебя мне только не хватало!» — чуть не рыкнул он и, сбежав с крыльца, молча зашагал в дормиторий. В его душе царил мрак, и яркий солнечный день был не в силах его разогнать.
— Правильно, давай пройдемся, — сказал Ян как ни в чем не бывало. — Должен признать, наблюдение за тобой поначалу доставляло мне удовольствие, но сейчас твои переживания начинают меня тяготить.
Не останавливаясь, Филь огрызнулся:
— Какие переживания? Ничего я не переживаю!
— Те, которые написаны у тебя на лбу крупным почерком, — не смутился Ян. — Твои мучения пробудили во мне спящее до сих пор милосердие.