25 сентября, когда на дворе стемнело, я бежала. Бежала из уборной. Перебралась через шоссе и бросилась к лесу. Как долго я бежала, не помню. Знаю только, что бежала пока не кончился лес, а он был большой, тянулся километров на пять — семь. И лишь когда я оказалась на опушке леса и увидела впереди Модльничку (в тот момент я не знала, что это за местность), только тогда пришла в себя. Крадучись подошла к какому-то домику, стоявшему на отшибе. Хозяева впустили меня, накормили, но проводить отказались: сказали, что кругом немецкие патрули.
На рассвете они показали мне, как идти дальше. Вскоре я добралась до Рыбной. Там меня переодели, спрятали в копне ржи и установили наблюдение за дорогами. Мы видели, как в районе деревни Санка немцы проверяли документы у каждого прохожего. Искали меня. Ночью, сообщив Игнацию согласованный с Гартманом пароль, я вместе с Франеком Тарговским отправилась к партизанам. Там встретилась с Алексеем. От него узнала, что меня ждут, что все живы и здоровы, что дела идут хорошо. Значит, Врубель и его дочери никого не выдали. Ночью со Сташеком ушла в горы. Утром мы встретились со своими. Какая это была радостная, сердечная, волнующая встреча…»
Ольга ушла в горы к Березняку. Мы успокоились и думали только о том, каким образом шеф немецкой контрразведки установит связь с советскими разведчиками…
Вместе с товарищами я продолжал собирать сведения о передвижении войск и переброске снаряжения. Не ускользнул от нашего внимания и тот факт, что немецкие семьи и учреждения начали покидать город.
Как-то вместе с Шаповаловым мы были в Броновице. В этот момент сюда подошли танки какой-то немецкой части. Представилась возможность узнать, куда они направляются, и что это за часть. Соблазн был велик. Мы перешли к Прысакам, которые жили на улице Под Стшехой в доме Края, человека, симпатизировавшего нам. Мы наблюдали, как какие-то люди крутились около танкистов. Они предлагали им самогон. Немецкие солдаты и сами заходили в дома в поисках спиртного.
Мы зашли к Прысакам. У него застали двоих уже подвыпивших унтер-офицеров. На столе стояла бутылка самогона, стопки и закуска. Нас Прысак представил довольно оригинальным образом. Сказал, что мы камераден и что мы возвращаемся с окопных работ.
Обстановка складывалась удачно. Все говорило за то, что нам удастся добыть необходимые сведения. Прысак то и дело наполнял стопки. У немцев заблестели глаза. Мы жадным взглядом смотрели в угол, где, прислоненные к стене, стояли панцерфаусты и два автомата. Но в этот момент нам было не до них. Один из немцев совсем расклеился. Стал вспоминать разбомбленный дом, жену, детей. Он не знал, живы ли они. Мы задавали каверзные вопросы, чтобы получить интересующие нас сведения. Это удалось. Мы узнали, что часть прибыла из Чехословакии и должна двигаться в направлении на Кельце, Радом.
Немцы остались на ночь. Утром на столе снова появился самогон. Когда гости покинули дом, мы торжествующе посмотрели друг на друга. В тот же день Шаповалов передал для радиостанции данные о дальнейшем маршруте немецкой части. До цели она не дошла. Около Радома она была атакована с воздуха и разбита.
Встреча с асами гитлеровской разведки
Алексей Шаповалов получил письменное предложение (оно пришло на квартиру Игнация Тарговского) встретиться с шефом гитлеровской контрразведки, который обосновал свою резиденцию в Кшешовице. Итак, немец искал связи.
В то время я не предполагал, какое важное значение имел этот случай для будущих действий штаба Конева. Может быть, это даже сыграло решающую роль в проведении дальнейших операций, связанных с освобождением Кракова. Вот что пишет в своих воспоминаниях Алексей Шаповалов.
«Несколькими днями позже (после побега Ольги. — Ю. Зайонц) получаю письмо от немцев, в котором они выражают желание встретиться со мной. Передаю это письмо командиру, который сообщает обо всем в Центр. Центр категорически против моей встречи с немцами. Мне даже запрещается показываться в районе деревни Морги.
Получаю от немцев еще одно письмо. Вместе со Скалой отправляюсь в горы. Сколько я уже отмахал километров в тылу у немцев?
Михайлов также не советует мне идти на встречу с немцами. «Это может быть западня. А вообще-то как хочешь, решай сам», — сказал он мне. Вернувшись в Чернихув, долго обдумываю, как быть. В конце концов решаю идти на встречу. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Через связного Метека Каву посылаю немцам письмо, в котором соглашаюсь встретиться.