Хозяин молчит и сердито барабанит пальцами по столу. Шлиман торопливо продолжает:
Если я плохо исполнял свой долг, то очень сожалею и прошу у вас прощения. Но вы, конечно, понимаете, что человеку, говорящему на четырех языки, не льстит обязанность носить письма с почты и на почту. Он может принести фирме больше пользы. Итак, я прошу вас о соответствующем повышении по службе.
Вы фантазер, Шлиман, да к тому же еще и наглец, сердито отвечает Квин. — Я объявляю вам об увольнении, а вы требуете повышения. Запомните одно, молодой человек: из того, кто не смог стать надежным рассыльным, толкового корреспондента тоже не выйдет. Вы, Шлиман, требуете продвижения по службе — хорошо, я продвигаю вас! Продвигаю на улицу! В конце месяца вы можете уходить!
Шлиман вздрагивает. Может быть, покорными мольбами и обещаниями ему удастся еще раз отвратить беду. Может быть, хозяин только этого к ждет? Но, зная себе цену, он молча отвешивает поклон и с гордо поднятой головой выходит из конторы.
Последующие дни Шлиман проводит в поисках работы в других торговых домах Амстердама к в писании писем. Ему не удается найти сразу что-нибудь подходящее, и он занимается изучением итальянского, испанского и португальского. Так как теперь в его распоряжении все двадцать четыре часа и он вдобавок уже владеет основами романских языков, то на каждый из этих языков у него уходит не больше шести недель.
Когда он, отложив в сторону книги, обдумывает, каким языком ему теперь целесообразнее всего заняться, одно за другим приходят два письма от друзей. Первого он знал еще со школьной скамьи, а со вторым познакомился в Гамбурге. По странному совпадению оба они, посылая ему свои рекомендательные письма, предназначали их для большой экспортно-импортной фирмы «Шредер и К0». С этими письмами отправляется он в большой дом, лежащий на Гееренграхт. После долгого ожидания его принимает один из владельцев фирмы.
— Нам, собственно, — говорит тот, — в настоящий момент не нужны новые служащие. Но чтобы не огорчать наших партнеров по торговле, мы можем взять вас вначале на испытательный срок. Из писем явствует также, что вы, помимо немецкого и голландского, владеете английским к французским.
— Кроме того, итальянским, испанским и португальским.
Шредер удивленно поднимает глаза. Даже в таком важнейшем центре торговли, как Амстердам, не очень-то часто встречаешь людей, способных вести корреспонденцию на семи языках. С некоторым сомнением смотрит он на очень худого, бледного, невзрачного на вид молодого человека, выдающего себя за полиглота.
— Сколько вам лет?
— Двадцать два.
Коммерсант откинулся на спинку своего кожаного кресла и раздумывает.
— Ну хорошо, мы дадим вам возможность проявить себя и проверим ваши знания. Вы не похожи на человека, который хочет меня обмануть. Итак, сначала трехмесячный испытательный срок. В этом случае ваш оклад будет составлять сорок восемь гульденов в месяц. Если вы согласны, то можете с первого марта приступать к работе.
— Согласен, — отвечает Шлиман и покидает контору.
«Вот я и поднялся на вторую ступень», — думает он. Однако, вернувшись в свою продуваемую ветром каморку на чердаке, которую и печь не очень-то скрашивает, он в виде исключения не учит наизусть иностранные тексты. Он думает о кабинете своего нового хозяина. Даже в нойштрелицком замке не видел он более красивого бюро: взять хотя бы инкрустации — подлинное чудо искусства. А тяжелые восьмисвечные серебряные канделябры! А ковер, в котором утопает нога! По стенам — портреты предков, модели принадлежащих компании кораблей к чудесная картина, изображающая плантацию индиго в Индии. Вот такую контору надо иметь, таким коммерсантом, как Шредер, надо стать! Упрямые складки появляются у краешков рта, когда он решает добиваться этой цели. Пусть фантазеры и мечтатели завоевывают небо, он, напротив, будет завоевывать землю! «Но нет, — проносится вдруг у него в голове, — глупость, этого я совсем не хочу, не хочу стать богатым ради власти, ради ковра, серебра и картин. Я хочу богатства лишь как средства для достижения более высокой цели. Конечно, хороша плантация индиго на стене у Шрёдера. Но пусть она у него и останется! А я ведь хочу Трою — дворец Приама в тысячу раз прекраснее, чем все сокровища Индии, которыми всегда владеют те или иные собственники — Троя же и Гомер принадлежат всему миру...»
Испытательный срок еще не кончился, когда Шрёдер снова вызвал к себе молодого корреспондента и бухгалтера. В нем он почувствовал задатки крупного коммерсанта, из той породы, к которой в прошлые века принадлежали ганзейские купцы. Не только потому, что Шлиман выполнял каждое поручение быстро и хорошо, это делали многие: ни в одном из филиалов фирмы Шрёдера не было медлительных и плохих работников. Главное преимущество новичка именно в том, что он никогда не ограничивается исполнением порученных заданий, не сидит все время в конторе, а, как только позволяют дела, ходит по складам и порту, может с одного взгляда отличить яванский сахар от гавайского, а гавайский от суринамского, умеет на ощупь определить происхождение и качество индиго, этого важнейшего продукта торговли с Азией, начинает защищать интересы фирмы и на бирже, читает все иностранные газеты и из сложившейся политической обстановки делает правильные выводы в отношении рынка. Не в последнюю очередь ему ставится в плюс и то, что он знает многочисленных рабочих и служащих фирмы, знает их жизнь и их заботы.
— Нам не нужно тратить много слов, дорогой Шлиман, — говорит Шрёдер, — вы, разумеется, остаетесь у нас. По окончании испытательного срока вы станете получать девяносто гульденов в месяц. О деньгах не беспокойтесь. Если вы и впредь будете так работать, как работали, то мы скоро опять прибавим вам жалованье.
Шлнман чуть улыбается, когда в этот вечер идет домой. Конечно, его изменившееся к лучшему положение потребует больших расходов. Сотрудник Шрёдера не может обходиться одним костюмом. В отношении жилья и питания, разумеется, не нужно многого менять. Все же теперь можно будет делать сбережения не ценой строжайшей экономии и лишений.
Первым делом он посылает отцу два бочонка лучшего бордо и ящик самых дорогих гаванских сигар. Не любовью вызвана эта кичливая посылка — она самое убедительное доказательство, куда более сильное, чем хвастливые письма сестрам: видишь, и без твоей помощи, чтобы не сказать — вопреки тебе, а я кое-чего достиг! Впрочем, отец остается для него бесконечно далеким: даже известие, что тот продал свой хуторок, чтобы приобрести трактир, никак не трогает Генриха. Одновременно с посылкой отцу он отправляет и другие — маклеру Вендту, сестрам и братьям.
Теперь ему почти каждый месяц повышают оклад. Он работает полтора года в торговом доме Шрёдера, а под началом у него уже пятнадцать бухгалтеров и корреспондентов: он становится поверенным фирмы.
В это же время недельный счет, врученный ему хозяйкой, гласит: две булочки — 0,10; хлеб — 0,20; две рюмки водки — 0,13; две с половиной унции масла— 0,25; пять булочек — 0,22; пол-унции чая — 0,20; пять унций сахара — 0,35, и так далее, всего, включая плату за комнату, — 3,75 гульдена.
Однажды утром хозяин говорит со своим молодым поверенным о русском рынке, который за последние годы приобретает все большее значение. У фирмы неприятности: лондонский агент одного московского торгового дома неправильно понял посланное ему письменное сообщение. Плотников уже несколько лет в Англии, но только, теперь выясняется, что он все еще весьма слаб в английском — именно на этот раз он из спешки не передал письма, как обычно, своему корреспонденту. Кто должен теперь взять на себя убытки? Ясно, находящиеся в Москве братья Малютины не согласятся, а кому это делать — Плотникову или Шрёдеру, — решит суд, если не удастся договориться по добру.
— Очень досадно, — сетует Шрёдер, — что эти русские не могут выучить прилично английского языка!
— Или что мы — прилично русского! — парирует Шлиман.