— Что же ты натворила? Коли посеяно, так надо и жать, а иначе — людской смех и несчастье.
— Не сеяла я того злосчастного семени, — отвечает она, плача. — И лучше помереть, чем убирать такой урожай.
Он кинулся на неё с кулаками, но Агапка выскочила за дверь и спряталась, покуда не прошла его злость.
Карпа совсем забросил хозяйство и редко посылал на панщину[71] своих батраков. Эконом смотрел на это сквозь пальцы и всё ему прощал, ибо тот заявил пану, что хочет быть вольным, и обещал большие деньги, чтобы выкупить себя и землю, на которой жил.
Однажды вечером Карпа по своему обыкновению вскочил, подошёл к окну и в задумчивости сел возле него. Слышно было, что он разговаривает сам с собою. Жена просит его, чтобы успокоился, а он лишь бросил в ответ:
— Вернусь утром, — хлопнул дверью и ушёл неведомо куда.
Агапка позвала к себе женщину, ибо боялась ночевать одна. Лишь только задремала, чует, что кто-то коснулся её руки горячей ладонью. Открыла глаза и видит: стоит перед ней тот мужчина, что недавно напугал её. Одет странно, глядит на неё, а очи его горят, как две свечи, шапочка на голове и пояс, которым он подпоясан, красные как уголь или раскалённое железо. Агапка оцепенела от страха, едва смогла поднять руку, чтоб перекреститься. И он тут же исчез. Разбудила Агапка свою товарку и рассказала ей про это страшное видение. Поговорили некоторое время, а когда успокоились, снова явился перед ними этот призрак и вновь пропал, как только помянули имя Иисуса и Марии. Тогда встали они с кровати, зажгли огонь и молились, покуда петух не запел.
Ещё до восхода солнца посылает Агапка женщину к своим родителям, чтоб рассказала им об этих ужасах и попросила их навестить дочку и посоветовать, что ей делать в такой беде.
По всей волости разнёсся слух о том, что змей несколько раз пугал Агапку, являясь к ней в разных обличьях. Карпа же божился, что все эти вести лживые, что будто жена его тронулась умом, а может, дьявол и впрямь приходит к ней за какие-то её грехи.
Когда солнце уже клонилось к закату и в поле окончили работу, Гарасим со своей женой пошли проведать дочку. Агапка, как увидала их в окно, радостно выбежала навстречу, привела их в дом и со слезами рассказала о своих страданиях, о переменах в жизни мужа и о том, как змей, который ему служит, являлся ей в обличии человеческом.
— Ну вот, — отвечал Гарасим, — когда я ещё перед свадьбой сказал эконому и другим дворовым людям, что Карпа вырастил себе змея, который носит ему богатство, так те насмехались и издевались надо мной, говорили: «Глупый, дурной мужик, плетёшь невесть что». А когда дошло это до пана, так он разгневался и сказал: «Слушай, хам,[72] коли будешь повторять эти бредни, получишь сотен пять розг, и полголовы обрею, как сумасшедшему». Что ж они теперь на это скажут?
Мать, плача, говорит ей:
— Скоро с поля уберём, тогда сразу пойдём к Пречистой Богоматери Сиротинской. Уговори и мужа, чтобы шёл с нами и исповедался бы. Бог смилуется. А это вот у меня освящённые травы и церковное кадило, будешь каждый вечер окуривать покой, и, может, Пан Бог даст, всё будет хорошо.
Так сидели они, беседуя о том, о сём, а Карпы в то время в доме не было. Вот уже и сумерки, и в комнате потемнело. Ночь была тёплая, небо чистое, а воздух такой тихий, что сдаётся, волос не колыхнётся на голове. После ужина одни работники, пользуясь хорошей погодой, пошли ночевать в поле, при конях, другие же — в одрину,[73] на свежее сено. Только Агапка с родителями остались в доме и всё никак не могли закончить разговор. Было тихо, лишь то и дело потрескивал фитиль догоравшей свечи. Через некоторое время Агапка раздула огонь и бросила на яркие уголья освящённые травы. И тут вдруг сразу же за стеной раздался шум, будто поднялся яростный ветер, и яркий блеск пробежал по хате. Задрожали все.
— Это он, — испуганно вскрикнула Агапка.
Притихли и, шепча молитвы, ждали, что будет дальше. Вдруг один из стоявших у печи горшков подпрыгивает вверх, падает на пол и рассыпается на мелкие черепки. Жбан с квасом, что стоял на лавке, вскакивает на стол, со стола падает на землю и разлетается на осколки. Кот перепугался, глаза заискрились, и он, фыркая, спрятался под скамейку. Разная домашняя утварь стала летать из угла в угол.
Гарасимова жена быстро сняла с себя медный крестик, освящённый когда-то при отпущении грехов в Юховичах[74] во время Юбилея,[75] и надела на шею дочке.
— Пусть он будет тебе защитой, — сказала она. И только набожная женщина вымолвила эти слова, как мелкие, словно град, камешки стали вылетать из тёмных углов и отскакивать от стен, а из-за печи полетели камни по нескольку фунтов,[76] но родители с дочкой, призывая на помощь Пречистую Мать, невредимыми выбежали за двери.