— Помнишь нож? Хочу попробовать кое-что, — Драко вытащил из-за пояса длинный кинжал. Лезвие слабо блестело в полумраке комнаты. — Прислонись спиной к стене.
Гарри отошел к стене и почувствовал горящей кожей приятную прохладу.
— Теперь постарайся не двигаться, Поттер, это в твоих интересах, — сказал Драко.
Острие кинжала коснулось впадины на шее и прошло вдоль груди, оставляя после себя ровный след. Гарри следил за движением, пока не понял, что Драко не собирается останавливаться. Лезвие развернулось, Гарри увидел в отражении контуры своего лица, искаженные изгибами металла. Острие касалось тонкой кожи, покрытой жесткими волосами, и продолжало опускаться.
— Расслабься, Поттер, — Драко сделал шаг навстречу. — Сейчас больно не будет.
Гарри попытался расслабиться. Проще было бы закрыть глаза, но Драко не говорил этого делать. Можно было закрыть их самостоятельно, но вместо этого Гарри впился взглядом в тонкий край кинжала, который скользил сначала строго вниз, а потом немного вбок. В комнате стало неожиданно жарко.
— Давай, Поттер, просто не думай об этом. Если ты не будешь двигаться, ничего плохого не случится. Ты же не будешь двигаться?
— Нет, сэр, — прошептал Гарри, пытаясь вжаться в стену как можно сильнее. Стена была надежной опорой.
Лезвие скользнуло к внутренней стороне бедра, а потом Гарри потерял его из виду. Его охватила паника.
Драко убрал кинжал, кинул его поверх сумки и подошел ближе.
— Ничего, Поттер, научишься и этому, а пока поворачивайся и вставай на четвереньки. Хотя бы это сегодня я получу.
Его тон был таким, что паника, подкатившая после кинжала, стала еще сильнее. Гарри уперся в пол мокрыми ладонями — они скользили.
— Не переживай так, Поттер.
Гарри почувствовал бедрами тепло чужого тела. Они трахались часто, но секс никогда не был связан с тем, что им рассказывали в Академии. Во всяком случае, Гарри искренне в это верил. Теперь он не знал, что делать. Спина все еще ныла от парочки жалких ударов, а страх после сцены с ножом был таким сильным, что он не мог даже выровнять дыхание.
— Поттер, — Драко наклонился к его голове, — это просто секс. Не такой, как раньше, но тебе понравится. Если ты расслабишься и поверишь мне. Ты мне веришь?
— Да, сэр, — ответил Гарри. Он не мог лгать. Из-за этого ему пришлось сделать глубокий вдох и медленно выдохнуть, вспоминая день, когда Малфой толкнул его вглубь машины.
Задницы коснулись влажные пальцы. Они не были большой неожиданностью, Драко и раньше использовал их, аккуратно проникая внутрь в самом начале. Когда боль становилась слишком сильной, они исчезали, как по волшебству. Но теперь все было не так, как раньше, тут Драко был прав. Гарри обожгло болью, после которой жжение в спине исчезло, а воспоминания об остром лезвии показались детской шуткой.
— Дальше будет лучше, — пообещал Драко. Его ладонь легла на член Гарри. Удовольствие приглушило боль. Потом Драко начал двигаться, и сомнений больше не возникало. Это было похоже на то, что Драко сделал в кабинете МакГонагалл. Когда боль просто растворилась ради совершенно других ощущений и мыслей.
Темп увеличивался, Гарри пытался вцепиться в зазоры между плитами пола, чтобы не свалиться от резкого толчка.
— Нравится? — спросил Драко, неожиданно остановившись.
— Да, сэр, — Гарри сам потянулся назад.
— С праздником, — очередное движение заставило Гарри зажмуриться от адской смеси ощущений.
***
Недели потекли одна за другой чередой однообразных занятий в кабинетах разных преподавателей. Фантазию проявляла только госпожа Стручок, она приносила экзотические устройства, рассказывала, кто их изобрел, и предлагала желающим попробовать работу некоторых. Все остальные, словно сговорившись, вываливали на столы настоящие арсеналы игрушек и следили за правильным выполнением «упражнений».
Несколько студентов покинули стены Шмогвартса, включая Симуса и Парвати. Они ушли, держась за руки, и хотя многие радовались за них, Гарри с грустью подумал, что их родители странным образом добились своего.
Новостей от директора не было, МакГонагалл перестала выделять Гарри из толпы и привлекать всеобщее внимание к тому, как они с Драко выполняют ее задания.
Он расслабился. Появилось время подумать о произошедшем в странном месте со странным названием.
Когда ему рассказал о Шмогвартсе Хагрид, Гарри решил, что это простой розыгрыш. Потом узнал о деньгах, познакомился с другими студентами, послушал их истории. Все превратилось в необычную работу. Теперь ставки поднялись. Он уже не просто учился в Академии. И если раньше можно было считать, что его жизнь через год почти не изменится (возможно, он купит себе квартиру и съедет от Дурслей, но в целом все останется по-прежнему), теперь он уже не тешил себя этой иллюзией. Нет, все изменилось. Он изменился. Может быть, этого хотели родители? Чтобы он увидел эту часть жизни? Или они действительно писали завещание под диктовку Дамблдора и верили каждому его слову?
Неожиданно его стали волновать мысли о будущем. Куда он пойдет после Шмогвартса? На завод, собирать автомобили? Вряд ли, после того, что было в Академии, такая работа покажется ему издевательством. Каждый день видеть простых работяг с женами и детьми, слушать, как они обсуждают самую обычную жизнь? Он не сможет. Такое нельзя просто выбросить из головы. Потом его мысли возвращались к Драко, и он обрывал себя.
Приближались выпускные испытания. Их растянули на полтора месяца, чтобы избежать «перенапряжения». Именно такую формулировку выбрала МакГонагалл, когда перечисляла виды заданий, которые она и ее ассистенты могут выдать во время экзамена. Гарри заставил себя не слушать после того, как она притащила бамбуковые тросточки и стала показывать с помощью мисс Грейнджер, какой именно силы должны быть удары, чтобы на экзамене поставили «отлично».
Он уже не считал людей, которые окружали его в Шмогвартсе, ненормальными. Нет, слово «ненормальный» могло бы оскорбить по-настоящему ненормальных людей. Веганов, хипстеров, панков, владельцев сорока кошек или тех, кто верил в Санта-Клауса в возрасте пятидесяти лет. Вот кто был ненормальный — небольшое отклонение от нормы. Ничего серьезного, кое-кто даже приносил свою пользу обществу. Что плохого, в сущности, в том, что знакомый рассказывает тебе часами о пользе сельдерея и опасностях, подстерегающих коров на бойне? Полезная информация, можно взять на заметку. Но для людей, вроде МакГонагалл, Дамблдора, госпожи Стручок и Холода понятие нормы так давно и основательно размылось, что они уже не помнили о его существовании. Нельзя было называть их «ненормальными», нужно было подобрать что-нибудь вроде прозвища Того-кому-достались-самые-интересные-иносказательные. Например, Те-кто-слышать-не-слышало-нормах.
Дополнительного масла в огонь подливало то, что Гарри теперь был одним из них. Конечно, он все еще не видел ничего хорошего в избиении палкой по стопам, но и Гермиона, судя по ее лицу, тоже не испытывала от процесса особого удовольствия. Наверное, основатели Шмогвартса пытались отделить мух от котлет. Сделать процесс максимально безличным. Отрабатывать техники и теорию, делая опасное хоть немного безопаснее. Получилось то, что теперь демонстрировала глотающая слезы Гермиона. МакГонагалл подошла к вопросу с педантичностью профессора астрофизики.
— Двадцать ударов, все видели? — МакГонагалл обвела взглядом притихших студентов. Большинство сочувствовало Гермионе, но Гарри заметил и другие выражения на лицах. Что-то еще менее нормальное, чем то, что сделала МакГонагалл. Совсем-за-гранью-понятия-нормы.
— Можно мне сесть, мадам? — тихо спросил Гермиона. После случая с Роном она еще сильнее стала стараться на занятиях и чаще тянула руку, когда МакГонагалл искала добровольца для демонстрации.
— О чем вы, мисс Грейнджер? — удивилась МакГонагалл. — Мы продемонстрировали только то, что требуется от всех студентов. Теперь те, кто выбрал для выпускных работ другие курсы, могут покинуть кабинет. Тех, кто проходит продвинутый курс у меня, я прошу остаться.