Но все меркло по сравнению с анатомией. На ней Гарри пришлось краснеть. В понедельник его удивило подробное перечисление суставов, во вторник он мечтал, чтобы перечисление суставов повторилось вместо детальной лекции о половых системах мужчин и женщин, в среду он мечтал вернуться к половым системам, разглядывая 3D-модели находящихся в разных позах людей, совершенно обнаженных и прорисованных со всей натуралистичностью. Лекцию четверга он попытался забыть, потому что она называлась «эрогенные зоны», а в пятницу Малфой несколько раз наступал ему на ногу, потому что Гарри так низко наклонялся над столом, что его то и дело обвиняли в попытках заснуть. В пятницу 3D-модели, с которыми они познакомились в среду, начали совершать характерные движения друг с другом.
— Поттер, из-за тебя нас всех заставят спать без одеял, — зло прошипел Малфой.
— Мне все равно, — шепотом ответил Гарри, — это просто ужас какой-то.
— Ужас — это как ты краснеешь.
Гарри был с ним категорически не согласен, но не стал спорить. Он вспомнил о миллионах, которые грезились ему после выпуска. Если нужно посмотреть на какие-то картинки, он посмотрит на них.
***
Продрогший, полуголодный, сонный, измученный постоянными расспросами, тычками Крэбба и Гойла, насмешками Малфоя, понимающими кивками студентов МакГонагалл и недовольной физиономией мастера Холода, Гарри дожил до вечера пятницы.
— Хоть высплюсь, — сказал он после ужина, умываясь ледяной водой в общей ванной комнате. Там стояли древние проржавевшие раковины, и ни одна из них не была знакома с концепцией теплой воды. Единственный контакт Гарри с горячими жидкостями происходил во время дневного чаепития, если никто из студентов мастера Холода не ухитрялся нарушить дисциплину. Всего за пять дней Гарри выпил две чашки. Теперь ему казалось, что в следующий раз он не станет пить их — просто подержит в руках.
— С чего это? — удивился Малфой.
— Завтра суббота, — ответил Гарри. Не так уверенно, как ему хотелось бы.
— И что с того?
— Выходной? — наполовину сказал, наполовину спросил Гарри.
— Выходной будет, если ты его заработаешь, — ответил Малфой. — Шмогвартс — это тебе не жук чихнул.
— Почему вы все время повторяете это?! — разозлился Гарри. По-настоящему его разозлила не присказка про жука, которую повторяли все, кому не лень, а новость про выходные. Неужели ему придется до самого лета просыпаться ни свет ни заря? Разве это законно? Должны же быть какие-то документы, регулирующие этот вопрос. В конце концов, на дворе начало двадцать первого века!
— Да, Поттер, недолго тебе осталось, — хмыкнул Малфой.
Злость опять придала Гарри сил, он даже заставил себя постоять под ледяной водой. После нее температура в подземелье казалась не такой пугающей. Ему даже вроде бы стало тепло.
Выходные дни студенты Шмогвартса проводили в самых разных частях замка. В расписании значилось «Свободное время», вот почему Гарри до последнего не сомневался, что пятидневная каторга будет перемежаться двухдневной возможностью делать все, что его душе угодно, и таким образом позволит ему дотянуть до лета.
Выяснилось, что свободное время строго регламентировали. Студентов МакГонагалл нигде не было видно, а когда Гарри спросил о них у миловидной девушки Ханны, проходящей обучение у госпожи Стручок, та покраснела и отвела взгляд. Словом, студенты МакГонагалл где-то пропадали. Что касается учащихся под началом госпожи Стручок, они занимались самыми разными делами. Несколько отправились в библиотеку, прихватив с собой термосы с настоящим горячим чаем. Кое-кого Гарри заметил наворачивающим круги вокруг замка — должно быть, хотели поддерживать себя в форме. Один студент уныло оттирал с каменного пола в Большом зале несуществующую грязь при помощи крошечной тряпки.
До девяти часов сам Гарри слонялся без дела, стараясь не попадаться на глаза преподавателям. Один раз его заметил Биннс и радостно помахал рукой. Гарри поздоровался с ним и тут же нырнул в самый дальний коридор с плохим освещением. Но даже там его отыскали. Сначала ему стало холодно, потом он замер и медленно обернулся. Чутье не подвело Гарри — позади стоял, скрестив руки на груди, мастер Холод.
— Чем, позволь узнать, ты так занят, Гарри? — спросил он.
— Изучаю замок, — ответил Гарри, а потом добавил, — сэр.
— Прекрасно, прекрасно, — мастер Холод сказал это таким тоном, что Гарри сразу понял — похвала фальшивая. Он съежился, ожидая очередного тычка или затрещины.
— Профессор Биннс рассказал мне об удивительном происшествии на его лекции, связанном с тобой, — продолжил мастер Холод. — По его словам, ты заявил, что не имеешь ни малейшего понятия, как умерли твои родители и как именно ты получил свой шрам. Припоминаешь?
— Да, — Гарри сглотнул, — сэр. — Он понял, что у него болит горло.
— Интересно, как долго ты позволишь себе оставаться настолько невежественным? — вопрос явно был риторическим, поэтому Гарри промолчал. — Или для того, чтобы ты проявил хотя бы малейшую инициативу, тебя нужно мотивировать крупными суммами? Тебе неинтересно узнать, кем были твои родители и кем собираешься стать ты сам? Ты настолько безволен, что даже после тяжелой недели не хочешь прояснить для себя подробности произошедшего?
Мастер Холод замолчал. Гарри ждал, глядя на него, но продолжения монолога не последовало. Надо было ответить.
— Но ведь профессор Биннс все рассказал, сэр, — сказал он, решив, что это довольно безобидная фраза.
— Значит, после долгих лет неведения ты считаешь, что тебе достаточно узнать о произошедшем со слов старого маразматика, который публично унизил тебя, заставив признаться в том, что ты понятия не имеешь, как умерли твои родители?
— Я не думал об этом в таком ключе, сэр, — дипломатично ответил Гарри. — Он просто не знал…
— Ну конечно, он не знал, — в ласковом тоне мастера Холода было столько желчи, что Гарри едва не подавился. — Конечно, Гарри, за этими стенами, где хранится столько тайн, что хватит похоронить несколько департаментов Министерства за одну ночь, конечно же, здесь постоянно случаются ошибки. Профессор Биннс поставил тебя в ситуацию, когда ты вынужден был оправдываться, Гарри. И у меня для тебя плохие новости. Когда ты пришел в Шмогвартс, многие считали, что ты — потомок знаменитых родителей. К тебе относились со снисхождением. Но теперь, когда они узнали о том, что ты понятия не имеешь, кем были твои родители, что они делали, чем прославились, как умерли, — теперь, Гарри, ты стал пустым местом. И я был бы рад этому в других обстоятельствах, но многоуважаемый Биннс растоптал одного из моих студентов, а я не люблю, когда теоретики вроде него вмешиваются в учебный процесс. Так что эти выходные, Гарри, ты проведешь в библиотеке. И когда ты из нее выйдешь, ты сможешь рассказать любому желающему во всех подробностях, кто ты такой и по какой причине профессорам вроде Биннса не стоит задавать тебе неудобные вопросы.
Он опять замолчал. Гарри стало неуютно. Он не привык видеть за действиями других людей таких сложных мотивов. Профессор Биннс нравился ему — это был добродушный старичок, готовый повторять материал снова и снова для тех, кто по какой-то нелепой причине решил бы вдруг переспросить его.
— Могу я задать вопрос, сэр? — решился Гарри.
— Можешь, — глаза мастера Холода превратились в узкие щелочки.
— Чему именно вы меня обучаете?
Глаза мастера Холода резко изменили форму — они округлились, не то от ужаса, не то от оскорбления. Потом приоткрылся его рот, но мастер быстро взял себя в руки и закрыл его. Наконец, правая рука дернулась, будто Холод собирался ударить Гарри, но в последний момент передумал.
— Ты хоть что-нибудь знаешь о месте, куда попал?
— Честно, сэр?
Мастер Холод закатил глаза:
— Да, если тебя не затруднит.
— Мне кажется, я попал на ток-шоу. Если зрителям понравится мое выступление, мне дадут какой-нибудь приз в конце.