— Ради Бога, этой женщине хоть что-то известно о ее дочери?
Я застыла с подушкой в руке, почувствовав, как мои глаза наполняются слезами. Мэри шагнула ко мне, обняла за плечи, подвела к дивану и усадила.
— Не волнуйся, ангел мой, я возьму все на себя, — успокаивающе произнесла она. Взяла сигареты с кофейного столика и положила в сумку. А потом направилась к входной двери и, широко распахнув ее, воскликнула: — Миссис Бикерстафф, приятно познакомиться! Эми рассказывала о вас так много хорошего.
Мама, стоявшая на коврике с надписью «Добро пожаловать», с подозрением уставилась на Мэри. Она выглядела как-то необычно. Совсем по-другому.
Мой агент никогда не встречалась с мамой раньше, но, похоже, тоже почувствовала что-то неладное.
— Господи, где мои хорошие манеры? — продолжала болтать она. — Я Мэри Маккензи, мы с Эми…
«Мы с Эми» — что? Я в ужасе застыла, ожидая продолжения. Но у меня не было возможности заготовить правдоподобную версию заранее, поэтому я не стала вмешиваться.
— …соседки. Я живу в квартире тридцать шесть «А», этажом ниже. Ваша дочь просто прелесть. Она разрешила мне зайти к ней покурить, — продолжила Мэри, указывая на окурки, — дело в том, что мой бойфренд — стойкий противник сигарет, настоящий фашист.
Должна сказать, это блестящая импровизация.
Мама готова первой надеть нарукавную повязку со свастикой, если таким образом можно навсегда искоренить сигареты. Она поморщилась, но тут же вспомнила о собственных хороших манерах и, протянув руку, произнесла:
— Мне тоже очень приятно с вами познакомиться. Надеюсь, я не помешала?
— Вовсе нет, — заявила Мэри, чересчур легко вживаясь в роль хозяйки и вводя маму в комнату. — Мы как раз…
— …прощались, — вмешалась я, наконец-то взяв себя в руки и поднявшись с дивана. — Верно, Мэри?
— О Боже, я и не заметила, сколько сейчас времени! — вскрикнула Мэри, угадав мой намек. — Треска и запеканка из макарон уже, наверное, подгорели. — С этими словами она быстро прошла мимо мамы и выбежала из квартиры. А потом крикнула, уже спускаясь по лестнице: — Эми, перезвони попозже, мы еще поболтаем с тобой на эту тему!
Теперь, когда мы оказались наедине, я смогла как следует рассмотреть свою мать. Боже, что же такое она на себя напялила?
Следует сказать, моя мама — убежденный консерватор. Однако она не просто приверженец этой партии, ее преданность гораздо глубже. Если бы мама принадлежала к любителям татуировок, скорее всего она наколола бы на бедре Нормана Теббита[5] (и, конечно же, на ее предплечье гордо красовалась бы Маргарет Тэтчер). Поскольку демонстрировать лояльность с помощью боди-арта, по маминому мнению, глупо, она использует для этой цели одежду. Примкнув после падения лорда Теббита к крылу партии, возглавляемому Энн Виддекомб[6], она придумала себе соответствующий образ и теперь носит диковинные наряды — по-другому их и не охарактеризуешь. По словам моего лучшего друга Энта, мать теперь выглядит как огромная картофелина в ситцевом мешке. Более деликатно выразить его мысль, боюсь, не получится.
Однако сегодня вечером что-то изменилось. Во-первых, на ее лице был немного более яркий макияж, чем обычно. И строгий костюм — пиджак и юбка, ярко-желтая, в черный горошек. И — о Боже! — колени. Нет, с ними как раз все в порядке. Странно другое. Не помню, чтобы когда-либо раньше их видела. Я отошла на несколько шагов и осмотрела мать с головы до ног. Прическа, костюм, средняя длина юбки, каблуки — она чем-то походила на Эдвину Кюрри[7].
Я не понимала, для чего нужны все эти перемены. Скорее всего, мама немного поменяла свои политические взгляды или же решила баллотироваться на ответственный пост, о котором мне пока что ничего не известно. В любом случае ее внешний вид насторожил меня, а ведь только лишних забот мне сейчас и не хватало.
— Выглядишь потрясающе, — сказала я.
— Но чувствую себя просто отвратительно, — отозвалась она.
— Почему? Что произошло?
— Ужасная женщина! — воскликнула мама, бодро подходя к окну, раздвигая занавески и широко открывая окно. — Когда она успела въехать в ваш дом? Мне казалось, в квартире этажом ниже до сих пор живут те психи.
— Хм… Ах да, они переехали несколько недель назад.
— В ней есть что-то странное, Эми. Не могу понять, в чем дело, но…
Как раз посредине маминой реплики из квартиры под нами раздался четкий и ритмичный звук контрабаса.
— Я знала, что в ней есть что-то странное, — мгновенно отреагировала мама. — Те сумасшедшие тоже предпочитали отвратительный «бум-бум».
Не подумайте, это вовсе не новое направление трансмузыки, гаражного рока или чего-нибудь в таком духе. «Бум-бум» — это термин, изобретенный мамой для любой более современной музыки, чем Элгар[8].